/* Google analytics */

Friday, December 27, 2013

Понедельник начинается в субботу. Сказка о тройке. А. и Б. Стругацкие

Вы думаете, мне нечего сказать о «Понедельнике»? А мне есть что сказать о «Понедельнике», потому что на этот раз я его не прочитал, как делал это уже десятки раз, а послушал. И впечатления у меня остались самые наилучшие, потому что слушал я «Понедельник» в исполнении Михаила Черняка. Должен признаться, я никогда раньше не слышал этого имени, но был очень рад с ним познакомиться, потому что Стругацких он прочитал просто великолепно. Прекрасный актер с очень богатым голосом, умеющий найти индивидуальный тембр для каждого персонажа. Вы бы слышали, как он говорит за козу в «Сказке о тройке»! В эту козу влюбиться можно! То, что Фарфуркис говорит голосом, отдаленно похожим на Лосяша из «Смешариков», до меня дошло, только когда я узнал, что Черняк действительно озвучивал этот мультсериал. И только услышав эту аудиокнигу, я понял, что это действительно голос Фарфуркиса, именно таким он и должен быть. Вот разве только Эдик Амперян показался мне неправильным. Я никогда не представлял себе Амперяна с кавказским акцентом.

Как это часто бывает с аудиокнигами, дискомфорт вызывает неверная постановка ударений. Или, точнее, непривычная. Потому что, услышав неверную («сату́р венту́р нон студет либенту́р»), можно поморщиться и забыть. А вот непривычная заставляет ночами напролет ворочаться в кровати, думая, а где же ставить ударение в слове «умклайдет» (в просторечии волшебная палочка). Или в фамилии коменданта колонии необъясненных явлений Зубо. Википедия согласна со мной и называет коменданта с ударением на последний слог, Зубо́, а Черняк говорит Зу́бо. Мерлина он однажды, в начале книги, тоже называет Мерли́ном, но быстро поправляется и дальше уже идет Ме́рлин.

Эти вопросы меня так взволновали, что я решил спросить у вас, а как вы слышите эти слова?

Thursday, November 28, 2013

Семнадцать мгновений весны. Приказано выжить. Экспансия. Юлиан Семенов

У меня очень долго не складывались отношения с Семеновым. Я очень люблю фильм «Семнадцать мгновений весны» и давно мечтал почитать другие книги из цикла о Штирлице, но стоило взяться за чтение, как через сорок-пятьдесят страниц я вставал в тупик. Я не мог понять, что в книге происходит, блуждал в обилии персонажей и терял нить их рассуждений. Я даже пробовал выписывать героев на бумажку и чертить линии их связей, но они были были профессионалы и слишком хорошо шифровались. Приходилось откладывать книгу в сторону. На этот раз я пошел иначе. Пересмотрев фильм (наконец-то я посмотрел его полностью, это у меня не получалось уже много лет), я начал слушать радиоспектакль «Приказано выжить», продолжение «Семнадцати мгновений». Знакомые и талантливые актеры, минимум авторского текста, это все помогло более-менее разобраться в сюжете и дослушать до конца. Следующим шагом была «Экспансия». По инерции удалось втянуться и в нее. До сих пор все шло более-менее гладко, но тут я начал спотыкаться, хотя, как и раньше, не мог сообразить, что мне мешает. Но давайте-ка по порядку.

Очень впечатляюще сделана «документальная» часть книги. Не сюжетной линии о Штирлице, конечно, а в целом. Ну, вы помните, все эти информации к размышлению, выдержки из всяких отчетов и прочее. Еще один большой плюс — сами размышления, которые и есть едва ли не главное содержимое книги. Когда герои постоянно и напряженно думают, тебе ничего не остается, как последовать за ними. Соревноваться со Штирлицем безнадежно, его даже понять трудно, но до каких-то своих выводов добраться можно. Я иногда задумывался так крепко, что забывал читать дальше. Начинаешь, казалось бы, со Штирлица, а потом обнаруживаешь себя где-то в истории средних веков или, наоборот, в планировании идеального общества будущего. То ли поэтому, то ли еще почему, но читать было трудно. Сюжет все время преподносил сюрпризы, фантазия автора, казалось, вечно переигрывала мою. Когда читаешь классический детектив и вдруг догадываешься, кто убийца, ты, с одной стороны, радуешься своей догадливости, но куда больше огорчаешься тому, что для тебя загадка закончилась, несмотря на то, что читать осталось еще треть. С Семеновым такое не проходит. Кажется, что масштабы его сюжета настолько эпичны, что удержать все повороты в уме может только он, и ты поражаешься его титанической работе.

Сам же Штирлиц выглядит советским вариантом Бэтмена. Он невероятен. Он поразительно умен, наблюдателен, энкциклопедично образован, невозмутим, как Будда, наделен всеми талантами, блестящий художник, одаренный спортсмен. Словом, настоящий супергерой, каких в жизни не бывает. С другой стороны, правда, он, как и любой супергерой, скучен своей неизменностью. Он не растет. Поэтому-то ему и необходим динамичный исторический антураж, создаваемый самой эпохой.

А потом… А потом я задумался над мелким эпизодом. Штирлиц выходит из дома, звонит телефон, но Штирлиц не хочет возвращаться, потому что это плохая примета, он знает, что именно в этот момент обычно узнаешь плохие новости. Ба, да он, оказывается, суеверен? Я тут же вспомнил другой момент, когда другой разведчик планирует свои действия, исходя из того, в какие моменты у его любимой женщины менялся цвет глаз. Я начал читать книгу назад и довольно скоро нашел еще несколько подтверждений того, что так красиво описанная работа разведчиков высочайшего уровня у Семенова строится, по сути, на пустом месте. И тут я заподозрил, что причина моих сложных отношений с Семеновым совсем не в том, что я никак не могу удержать в памяти мелкие детали сложных логических конструкций, а в том, что эта кажущаяся логика построена на песке. Скажем, написано у Семенова что-то вроде: «Штирлиц посмотрел Мюллеру в глаза и все понял». Я-то, лопух, воспитанный Конан-Дойлем, воображал, что здесь, как в приличном детективе, таится дедукция, что Штирлиц вдруг понял, что означал увиденный им под лестницей опрокинутый стул, предположим. А оказалось, что все проще. Штирлиц просто «прочитал» ответ в глазах Мюллера. Обычная такая телепатия. А все эти информации к размышлению, справки и меморандумы в большинстве своем — липа. Аккуратнее говоря, художественный вымысел, картонный литературный реквизит, не имеющий значения ни для истории, ни для сюжета. И из супермена Штирлиц превращается не то в Ната Пинкертона, не то в Джеймса Бонда, словом, в нечто заурядное. Я думал, что не могу уследить за работой его мысли, а оказалось, что следить не за чем.

И я как-то иначе посмотрел на все, написанное Семеновым. В одной из статей о нем самом мне попадался рассказ о том, что он очень любил, когда окружающие считали его связанным с КГБ, когда его принимали за посвященного в тайны разведки. В реальности же он был «всего лишь» журналистом с талантом и связями. Таланта и связей вполне хватало, чтобы производить таинственное впечатление. Помните такого человека по фамилии Примаков, который в мутные девяностые был аж руководителем Службы внешней разведки? Как рассказывали мои бабушка с дедушкой, которые работали в Египте в шестидесятые, Примаков всегда старался быть поближе к разведчикам, которые охотно посылали его за пивом, но ближе не подпускали. Семенов, как человек куда более одаренный, выбирает другой способ, литературу, но по сути он тоже просто надувает щеки, хотя делает это и небесталанно. Вот и книги его тоже стараются выглядеть настоящими политическими детективами, но и политика, и детектив в них — всего лишь искусные декорации из папье-маше.

Хотя, в общем-то, если подумать, для бульварной литературы ничего плохого нет в том, что художественный вымысел Семенова не продуман до мельчайших деталей. Если на неправдоподобность Штирлица не обращаешь внимания, значит, хотя бы по части увлекательности книга уже хороша. А некоторая доля романтики, прозрачные глаза девушки и тому подобное, в детективе тоже нужны. Тут главное — не слишком крепко задумываться над книгой. Скажем, я же смотрю новый сериал про Холмса, и он мне даже временами нравится. Как развлекательное чтиво, сериал о Штирлице вполне неплох. На ступеньку пониже «Досье О.Д.Е.С.С.А.» Форсайта, но по-своему тоже ничего. Но главную прелесть этот сериал в моих глазах сильно потерял — больше он не заставляет меня думать.

Monday, November 18, 2013

Тайна Золотой Долины. Четверо из России. Василий Клёпов

Не знаю, сколько мне было лет, когда папа принес эту книжку из библиотеки со своей работы, наверное, лет двенадцать. Но очень скоро я эту книжку раскусил и после этого она лежала у нас дома лет пять до тех пор, пока папа не собрался увольняться с работы и не пришла пора вернуть книгу. Сколько раз я ее перечитывал — не имею понятия. Но когда шесть лет назад она попалась мне на глаза в электронном виде, я тут же отложил в сторону все, что тогда собирался прочесть, и с головой ушел в нее.

Это две повести, объединенные одними героями. Василий Клепов написал их, собрав вместе истории, которые он рассказывал своему сыну. В Википедии о Василии Степановиче Клепове написано:

До 1937 г. проживал в г. Тюмень, с 1937 г. в поселок Новая Утка, где работал учителем географии, с началом ВОВ был мобилизован, последние годы жизни проживал в г. Сочи. Василий Степанович прожил нелегкую, но очень замечательную жизнь. Ему довелось пережить смерть своего сына, а он обещал сыну, что обязательно напишет книгу, в которой будут все удивительные истории, рассказанные Василием Степановичем мальчику. Сын до выхода книги не дожил. Но написанная дилогия о приключениях Васьки Молокоедова и его друзей, отправившихся на поиски тайны золотой долины, так непосредственна и правдива, как могут быть непосредственны и правдивы только очень хорошие детские книги. Так же является автором повестей «Лагерь на озере Чикомасов», «Мыс Доброй Надежды», «Переполох на опушке», «Тезки» и др.

В первой книге несколько мальчишек, желающих помочь родине в войне против фашистов, решают сделать это так, как они умеют лучше всего. А лучше всего они, запойные читатели Джека Лондона и Брет Гарта, которых, правда, не берут на фронт всякие взрослые бюрократы, умеют, конечно, искать золото на Клондайке, запрягать собак и неслышно, по-индейски, ступать по пустыне Великого Безмолвия. Недалеко от города Острогорска, в котором они живут, находится место под названием Золотая Долина. Тем более, что у геологов никогда не получалось обследовать эту долину. «Одних геологов отправят – их разбойники перережут, других отправят – под обвалом погибнут, третьих зачем-то черт в реку понес – и они утонули». Разве не ясно, что именно там нужно искать золото, на которое потом можно будет купить танк Т-34, а еще лучше тяжелые КВ! Ребята берут с собой все самое необходимое:

СПИСОК СНАРЯЖЕНИЯ ЭКСПЕДИЦИИ
В. МОЛОКОЕДОВА, Д. КОЖЕДУБОВА И Л. ГОМЗИНА
В ЗОЛОТУЮ ДОЛИНУ:
Инструменты и инвентарь:
Мешочки для хранения золота – 12 штук
Сковородка – 1 штука
Лопатка обыкновенная или заступ – 1 штука
Чашка чайная для размеривания муки – 1 штука
Бич для погонщика собак – 1 штука
Большие иглы, чтобы шить и штопать мокасины – 6 штук
Нож большой, охотничий – 1 штука
Компас – 1 штука
Ложки столовые – 3 штуки
Топоры охотничьи – 3 штуки
Продовольствие
Хлеб – 2,5 килограмма
Соль – 5 килограммов
Сахар – 0,5 килограмма
Мука – 12 чашек
Чай малиновый – 1 палочка
Кофе желудевый – много
Табак (самосад) – 1 стакан
Вобла для собак – 0,5 килограмма
Маргарин – 200 граммов
Научная и справочная библиотека
Куницын. Как ловить, хранить и заготовлять рыбу.
Акад. Сухостоев. Как отличать съедобные грибы от ядовитых (библиотека «Дружелюбные советы»).
Проф. Жвачкин. Полезные и вредные растения (что можно употреблять в пищу и как).
Н. Г. Эверест-Казбеков. Как ориентироваться на незнакомой местности («В помощь заблудившемуся в лесу»).
Искусственное дыхание. Инструкция общества спасения на водах, с шестью картинками.
Свежевание туш домашних и диких животных, а также птиц (наставление отдела заготовок Министерства торговли).
Мягкий инвентарь
Одеяла – 2 штуки
Прочее
Аптечка походная с хинином на случай золотой лихорадки – 1 штука
Карманные электрические фонари – 3 штуки
Фонарь «Летучая мышь» – 1 штука

Начальник экспедиции В. МОЛОКОЕДОВ
Главный геолог Д. КОЖЕДУБОВ

С этим добром можно отправляться в экспедицию. Встает следующая проблема. Любые уважающие себя золотоискатели путешествуют на собачьих упряжках. Значит, нужно наловить бродячих собак и заставить их работать в упряжке! И они начинают постигать мудрость Снежной Тропы — ночуют в холодном лесу, добывают себе еду, переправляются на самодельном плоту через реку, лечатся от страшной золотой лихорадки и даже заводят себе скво! Смех смехом, а в конце концов ребята попадают в действительно страшную опасность, а потом находят кое-что, что оказывается подороже золота. Ну, и напоследок пишут обо всем этом книгу:

Я, конечно, понимаю, что мне далеко до писателя, но одно скажу: эту книгу прочитают все наши острогорские ребята. Они слышали про нашу историю, и им любопытно будет узнать, как все у нас получилось. Девочки, конечно, читать не будут. Им нужны поэтические описания природы, психологические переживания, всякие охи да вздохи. Но я считаю? все это ни к чему.

Ребятам, по-моему, понравится. И Белке понравится. А остальные девочки, если уж им позарез нужны описания и переживания, пусть читают Майна Рида и Фенимора Купера.

Я в школе девчонкой не был! Поэтому я тоже собрался ехать и искать золото. Я не был так хорошо подкован в теории, как эти трое ребят, поэтому начал готовиться с того, что по одному тому брал у одноклассника почитать полное собрание Джека Лондона. Из его северных рассказов я выписывал в специальную тетрадку все полярные хитрости: способы запрягать собак, разводить костер, названия деталей одежды, полезные вещи, которые стоит с собой взять, способы промывки руды в лотке и в желобе. Между прочим, многое из этого мне пригодилось, когда я повадился ходить в геологический кружок при городском дворце пионеров. Мы ездили в поход на Урал, и там я почти по-настоящему промывал в обеденной миске грунт в каком-то ручье и намыл полгорсточки маленьких гранатов, пиропов, которые, между прочим, считаются спутником настоящих алмазов. Геологом я так и не стал, здоровье подвело, но геологический кружок был лучшим, что было у меня в школьные годы. Дочитав северные рассказы, я перешел к историям про бродяг. Через несколько лет эти истории привели меня к Генри Торо (обязательно о нем напишу в ближайшее время!), а потом и дальше... Если помните, я когда-то говорил, что «Джек Лондон оказался тем писателем, который меня вылепил, почти всем, что было в моей жизни, и плохим (такого было немного), и хорошим (такого было много), я в большой степени обязан ему». Так и есть. А добрался я до него благодаря «Тайне Золотой Долины». Вот и выходит, что эта книжка стояла в самом начале моей жизни и всю ее определила.

Вторая повесть, «Четверо из России», немного другая. Немцы все-таки приходят в Острогорск. Ребят угоняют на работу в Германию, а они пытаются вернуться домой. Некоторым она нравится меньше, чем «Тайна Золотой Долины». Мне кажется, они неправы. Герои подросли. Стали чуть взрослее. Да и жизнь в оккупации стала горькой. Естественно, что в книге меньше романтики и больше жизни, страшной и печальной. Вот в этой статье пишут об авторе, Василии Степановиче Клепове:

Об авторе моей любимой "Тайны Золотой долины" Василии Клёпове до сих пор практически не знаю ничего. Так, два-три факта. Работал учителем географии в сельской школе. Жил в поселке Новая Утка в Тюменской области. На фронт ушел добровольцем. Историю про Ваську, Левку и Димку он рассказывал своему маленькому сыну. Но потом что-то случилось с мальчишкой, он погиб. И отец, потрясенный горем, написал "Тайну Золотой долины" фактически в память о нем. Василий Степанович Клёпов умер в Сочи в 1976 году. Все! Искал в Интернете хоть что-нибудь еще - безрезультатно.

Наверняка в этой книге аукнулось это горе. А о Клепове, как ни грустно, с тех пор так и не стало известно больше. Если кто-нибудь знает больше об этом человеке, дайте знать, пожалуйста.

А книжка замечательная. Одна из лучших детских книг, которые я читал. С той же полки, на которой стоят книги Константина Сергиенко. Буду перечитывать. Если успею, то не однажды.

Tuesday, October 29, 2013

Летящие сквозь мгновенье. Емцев, Парнов, Мирер, Громова, Днепров, Соколова, Гансовский, Григорьев

Была у меня когда-то подшивка «Техники-молодежи» за шестидесятые годы с неплохой коллекцией фантастики. Помню, именно там я прочитал «Космические течения» Азимова. А еще в 1966-1967 годах они устроили литературную игру, попросив нескольких известных тогда писателей-фантастов написать повесть-буриме. Один из них написал бы первую главу, второй, прочитав ее, должен был дописать вторую, и так далее. Получилось немного неуклюже, на мой взгляд. Очень хорошо были заметны внезапные повороты сюжета на стыках. Но поскольку писатели все-таки были неплохие, читать повесть вполне можно.

Начинается все с того, что пятеро южноафриканцев из разных слоев общества неожиданно получают возможность предвидеть будущее. Пользуются они этой способностью очень по-разному. Кто-то играет в рулетку или на бирже, кто-то разоблачает тайные планы режима апартеида, а кто-то решает научные проблемы. Между ними возникает, естественно, конфликт, и «хорошие» бегут сначала в Европу, а потом находят спасение в СССР. В конце, конечно, выясняется, что советская наука, свободная от диктата капитала, уже давно все знает и умеет все гитики. Несмотря на этот финал, все равно увлекательно. А главное, разнообразно. Восемь авторов скучать не дают, каждая глава отличается от предыдущих. Хорошая такая советская фантастика.

Tuesday, October 22, 2013

Магические числа. Юрий Рытхэу

В последнее время глаза мне начинают изменять. К близорукости, которая у меня со школы, начала добавляться дальнозоркость. Я раньше думал, что они друг друга скомпенсируют, но оказалось, что они прекрасно уживаются вместе. Поэтому я решил опробовать очередное чудо современности, аудиокниги. Первые опыты удались не очень, мне не понравилось исполнение, но потом я вдруг нашел несколько прекраснейших радиоспектаклей. Я послушал отличное исполнение «Лунного камня» Уилки Коллинза, где старика Бэттереджа играет божественный Евстигнеев, потом, кажется, послушал «Айвенго», потом две повести Грэма Грина (Олег Борисов в «Комедиантах» просто великолепен! Извините за столько восторгов, но это все правда). Потом я нашел хорошие аудиокниги в исполнении профессиональных звезд-актеров, Михаил Ульянов и Сергей Юрский читали рассказы Шукшина, а Александр Калягин — «Как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» Гоголя. Это было прекрасно. А потом я нашел ту книгу, о которой сегодня пишу, «Магические числа» Юрия Рытхэу.

Моя бабушка очень любила его книги и вообще много читала о жизни народов Сибири и Крайнего Севера. Я у нее иногда брал почитать что-нибудь, но Рытхэу, кажется, не попадался, поэтому впервые я взял его книгу в руки пять лет назад. Тогда это был роман «Айвангу», очень неплохая книга о чукотском охотнике, который потерял ноги. Так он и остался бы бесполезным инвалидом, если бы на Чукотку не пришла новая власть, которая дала чукчам возможность работать головой. А сейчас я послушал еще одну книгу Рытхэу, «Магические числа».

Сюжет следующий. Энэныльын (шаман по-нашему) Кагот потерял свою жену во время эпидемии, испугался и сбежал вместе с маленькой дочерью из своего становища. Он остался жить в другом стойбище, и вел там тихую, спокойную шаманскую жизнь, пока к берегу не приплыло судно Руала Амундсена «Мод». Амундсен собирался реализовать планы Нансена, вморозить судно в лед и со льдами продрейфовать до Северного полюса, а перед тем остановился на зимовку около чукотских берегов. Почти одновременно с другой стороны на Чукотку приходит русский Алексей Першин, совмещающий в себе роль учителя и советскую власть. Чукчам приходится привыкать ко многим новым вещам, а Кагот поступает на работу к норвежцам на «Мод». Амундсен решает попробовать научить его грамоте и арифметике, но после того, как Кагот знакомится с числами, никакая грамота его уже не интересует. Он убежден, что именно в числах кроется великая сила, ведь неслучайно тангитаны (европейцы) так любят все измерять. Нужно только найти самое большое число, думает Кагот, и тогда что-то случится. Может быть, он станет всемогущим. Они берет тетрадь и пишет в ней числа, одно за другим, по порядку, начиная с единицы, и все ближе и ближе к цели, к самому большому числу... А что было дальше, не скажу! Я дослушал с большим удовольствием. Нымэлкин! Хорошо, то есть.

Любопытно, что сначала появился рассказ «Числа Какота», и только потом Юрий Сергеевич переработал его и получился большой роман, изданный в 1986 году. Но сюжеты рассказа и романа, хотть и пересекаются, но при этом совершенно непохожи и несут совершенно разный смысл. Если послушаете моего совета и прочтете «Магические числа», потратьте пятнадцать минут и на «Числа Какота», очень уж любопытный контраст получается.

Гыныкайпы кэлиннивэт тъатчаркын!

Friday, October 18, 2013

Книги о беге II

Предыдущие статьи:
Книги о беге I.

Продолжение тут:
Книги о беге III

«Born to Run» Кристофера МакДугалла и «Eat and Run» Скотта Джурека — две книги о беге, которые в чем-то друг на друга очень похожи (даже обложками! :). Обе они ставят целью донести до читателя некую Очень Важную Мысль, но обе они хороши не этим.

«Born to Run» была переведена в России и издана сразу несколькими издательствами под названием «Рожденный бежать». Очевидно, переводчики посчитали, что название относится к одному из персонажей книги, ультрамарафонцу по имени Мика Тру (вообще-то, он Майка Тру, но в такой форме его гораздо труднее найти в Яндексе :)). Мне кажется, что они ошиблись, и главный ее герой — люди как биологический вид, а потому и называться она должна «Рожденные бегать».

Автор, Кристофер МакДугалл, начинает повествование с того, что хорошо известно всем любителям бега — бег опасен. И рассказывает на своем примере:

В любом другом виде спорта, получай я травмы с такой же частотой, как в беге, меня бы посчитали безнадежным. В беге я — норма. Настоящие мутанты это те бегуны, которые не получают травм. До восьми бегунов из десяти получают травмы ежегодно. Независимо от того, худой бегун или толстый, быстрый или медленный, чемпион по марафону или воскресный джоггер — все они имеют равные шансы повредить свои колени, голени, сухожилия, бедра или пятки. Когда вы выходите на старт забега в день благодарения (конец ноября), посмотрите на соседей слева и справа. По статистике, только один из вас будет в состоянии выйти на соревнования на рождество.

По словам МакДугалла, усилия обувных фирм остались бесплодными:

У спортивных обувных компаний была четверть века на то, чтобы усовершенствовать дизайн. Рассуждая логически, частота травм должна бы сейчас падать. В конце концов, Адидас выпустил 250-долларовые кроссовки с микропроцессором в подошве, который при каждом шаге адаптирует амортизационные свойства подошвы. Асикс потратил три миллиона долларов и восемь лет (втрое больше, чем ушло у Манхеттенского проекта на создание первой атомной бомбы) на создание потрясающей модели Кинсей, кроссовок с «гелевыми подушечками в передней части стопы, расположенными под точно подобранными углами» и с «неограниченно адаптивным компонентом пятки, который изолирует и поглощает ударные воздействия, уменьшая пронацию и придавая дополнительное ускорение». Это очень дорого для беговой обуви, которую ты все равно выкинешь в помойку месяца через три, но по крайней мере ты не будешь в ней хромать, верно? Извините, нет. «С тех пор, как в конце семидесятых провели первые настоящие исследования, жалобы на ахилловы сухожилия участились на 10%, а заболеваемость подошвенным фасциитом осталась на прежнем уровне», — говорит доктор Стивен Прибут, специалист по беговым травмам и бывший президент Американской академии спортивной подиатрии. «Технические достижения последних тридцати лет поразительны, — добавляет доктор Айрин Дэвис. — Мы стали свидетелями множества удивительных инноваций по части поддержки стопы и амортизации. И все же ни одно средство не смогло избавить нас от травм». Фактически, нет никаких оснований считать, что беговая обувь хоть как-то помогла нам в предотвращении травм. В работе 2008 года, опубликованной в Британском журнале спортивной медицины, доктор Крейг Ричардс из университета Ньюкастла в Австралии пришел к выводу, что не существует ни единого исследования, которое продемонстрировало бы, что беговая обувь уменьшает вероятность травм. Это было удивительное откровение. Доктор Ричардс был так поражен тем, что многомиллиардная индустрия, казалось, была построена на пустых обещаниях и подмене действительного желаемым, что он бросил ей вызов — готова ли хоть одна компания, выпускающая беговую обувь, заявить публично, что выпускаемая ими обувь для бега на длинные дистанции действительно уменьшает риск травм опорно-двигательного аппарата? Готова ли хоть одна из этих компаний заявить, что выпускаемая ими обувь способствует увеличению эффективности бега на длинные дистанции? Если они готовы сделать такие заявления, на какие исследования они опираются? Доктор Ричардс долго ждал и даже сам отправлял запросы производителям спортивной обуви, но ответом было молчание. Итак, если беговая обувь не делает вас быстрее и не спасает вас от травм, то за что вы платите? В чем преимущества всех этих микрочипов, воздушных амортизаторов, торсионных устройств и прочего?

Не пугайтесь! Автор нашел спасительный рецепт, который убережет нас от травм. Дело в том, пишет он, что человек по своему устройству — идеальный бегун на длинные дистанции. Поэтому единственное, что нам нужно для того, чтобы бегать без травм, это выкинуть все лишнее. Мы должны носить на своих ногах минимум возможного. В самом деле, попробуйте пробежаться босиком и вы почувствуете колоссальную разницу. Техника бега изменится сама собой, вы ощутите невообразимую мягкость асфальта, по которому бежите. Вы перестанете вколачивать пятки в пол, но побежите на носках, своей стопой смягчая все удары. Это будет совершенно новый бег, давно забытый и естественный. Это и есть естественный бег, к которому человек идеально адаптирован, говорит МакДугалл, и которого лишили нас разработчики беговых кроссовок.

Но кто сказал, что человек — идеальный бегун? Это еще нужно доказать. Очень Важная Мысль, заключенная в этой книге, говорит, что предок человека, много тысяч лет назад слезший с деревьев и очутившийся в африканской саванне, стал зарабатывать себе на жизнь именно бегом. Точнее, охотой преследованием. Этим неуклюжим названием автор называет легендарный способ охоты, когда охотник бежит за жертвой, пока та не устанет и не рухнет в изнеможении. Макдугалл перечисляет анатомические особенности человека, которые позволяют ему бегать часами, а то и весь день напролет — прямохождение, голая кожа, ахиллово сухожилие, большие ягодичные мышцы, вытянутые ступни с высоким сводом. Эти особенности отсутствуют у большинства животных, и поэтому они способны только к кратковременному быстрому бегу, как антилопы. Я не буду рассказывать об этом подробно, потому что эта часть книги написана очень увлекательно, в лучших традициях научно-популярной литературы, и ее лучше прочитать самостоятельно. Там даже есть рассказ свидетеля, наблюдавшего современных бушменов, которые охотятся преследованием. Этот рассказ служит доказательством того, что человек в принципе способен на такую охоту. Именно из этой части книги Макдугалла пошла мода последних лет, напрочь изменившая рынок беговой обуви — мода на минимализм. Тонкая подошва и почти полное отсутствие перепада высоты между пяткой и носком, как предполагается, должны провоцировать бегуна на «естественный» стиль бега, когда он приземляется не на пятку, а на переднюю часть стопы. А этот стиль, к которому мы приспособлены эволюцией, убережет нас от травм, вызванных постоянными ударами пятки о твердую поверхность. Макдугалл нашел целое племя идеальных бегунов, живущее в Мексике. Легендарные индейцы тараумара (или рарамури), которые славятся своим умением бегать в гости в соседние деревни, лежащие в сотне, а то и больше, километрах от дома. И вполне естественно, что бегают они не в современных кроссовках, а в самодельных сандалиях-уараче, сделанных в том самом минималистском стиле, без пятки.

Мое личное мнение состоит в том, что Макдугалл дает в целом верные советы по технике бега (но явно прегибает палку, советуя бегать босиком для того, чтобы избежать травм), хотя и дает им совершенно ложные объяснения. Его теория происхождения человечества не очень-то хорошо уживается с общепринятыми в антропологии мнениями (см. «Эволюция человека» Александра Маркова). А попытки других экспериментаторов, пытавшихся повторить опыт с охотой преследованием, практически ничего не вышло (см. Persistence Hunting Marathoners (с другой стороны, антропологи утверждают, что, мол, «бушмены и индейцы-атапаски практикуют загон копытных простым преследованием: человек бежит за зеброй/лосем, пока тот не упадёт от усталости»)). Кроме того, как знают бегуны, их способность к бегу очень недолговечна. Стоит провести один-два месяца без тренировок, как ваша спортивная форма улетучится. Вам придется начинать все почти сначала. Разве было бы это так, если бы человек был самой природой сформирован для бега? Ну, и, конечно, те самые травмы. Как сказал один мудрый товарищ на беговом форуме, «Когда бегаешь, у тебя все время что-то болит». Разве это было бы так, если бы мы были рожденными бегать? Но написано, тем не менее, невероятно интересно. А главное в том, что у этой книги есть и еще одна сторона — она представляет собой сборник легенд и баек ультрамарафонцев. В ней можно прочесть о том, как появился на свет стошестидесятикилометровый забег Ледвилл-100 или его близнец Вестерн Стейтс, истории великих ультрамарафонцев, таких как Энн Трейсон или Скотт Джурек, как они пришли в бег на длинные дистанции, как тренировались. В этой части книга просто великолепна. Обязательно читать!

Теперь вторая книга. «Ешь и беги» Скотта Джурека. Джурек — личность легендарная в ультрамарафоне. Семикратный победитель стошестидесятикилометровой гонки Western States 100, победитель труднейшего забега Hardrock Hundred Mile Endurance Run 2007 года, двукратный победитель невозможного 217-километрового забега по Долине Смерти Badwater Ultramarathon, проходящего при температурах около 50°C, трехкратный победитель 246-километрового Спартатлона — пробега от Афин до Спарты, обладатель рекорда США в суточном беге (266.01 км). И при этом интеллигентнейший человек, почетный «ботаник» с детства, хотя и вырос в глуши штата Миннесота.

Очень Важная Мысль Джурека заключается в том, что веганская диета исключительно полезна, в том числе спортсменам. Я сам вегетарианец, но на пропаганду реагирую агрессивным неприятием. Джурек, впрочем, делает это очень тактично, так что я дочитал книгу до конца, пропуская только веганские рецепты, приводимые в конце каждой главы. Думаю, что я ничего не потерял, потому что в этих рецептах все время полно какой-то незнакомой фигни, которую в нашем гастрономе не продают: нектар агавы, водоросль спирулина, мисо, семена чиа, бобы адзуки, волчья ягода, кунжутная паста, тофу и прочая экзотика. Наверное, их можно заменить и на что-то более привычное, но меня вполне устроит жареная картошка. Кроме рецептов, в конце некоторых глав Скотт дает советы по технике бега и организации тренировок. Вот они, без сомнения, очень полезны, в первую очередь для начинающих, но не только.

Ну, а самое интересное это, конечно, сама биография Джурека. И соревнования, и тренировки, и просто жизнь. Его мама долго болела рассеянным склерозом, потеряла возможность двигаться и остаток жизни провела в кресле. Скотт за ней ухаживал. Такая обычная человеческая трагедия. Отчасти из-за этого, чтобы расслабиться, он занялся спортом. Бегал на лыжах (не самый популярный спорт в США, насколько я понимаю), но особыми результатами не прославился. Потом один его приятель, куда более талантливый, Дасти Олсон (богатый наследник, воришка и парень не промах насчет марихуаны), позвал его на 80-километровый ультрамарафон Voyageur. Там Скотт, к своему удивлению, впервые обогнал Дасти, и в тот момент закончилась его карьера в беговых лыжах. Как у настоящего писателя, у Джурека в книге очень интересны люди и наблюдения над ними. Такими, например, как Дэн Проктор, Хиппи Дэн, парень, помешанный на экологически чистой жизни, у которого никогда не было ни автомобиля, ни телефона, но который в сорок пять бегал так, что молодежи оставалось только завидовать. Кстати, Джурек пишет, что в Штатах среди ультрамарафонцев много бывших хиппи и объясняет это тем, что многие из них, отказываясь от наркотиков, находили замену им в беге. Что-то у нас я о таких пока не знаю. Скотт вспоминает и Криса МакДугалла, автора «Born to Run». Неудивительно, ведь Джурек, даже будучи суперзвездой ультрамарафонов, был почти неизвестен цивилизованному миру до тех пор, пока МакДугалл не выпустил свой бестселлер. Они тогда вместе ездили в Мексику к индейцам-тараумара и к Мике Тру (МакДугаллу эта поездка и послужила основой для книги). И только выход этой книги сделал Джурека действительно знаменитым.

Мне было очень интересно читать рассказы о том, что он чувствовал во время ультрамарафонов. Я сам больше марафона не бегал, поэтому эти рассказы для меня очень экзотичны:

Я знаю, что я выбрал спорт, суть которого в длительной агонии, что я принадлежу к маленькому сообществу мужчин и женщин, в котором статус каждого является точным отражением способности переносить страдания. Галлюцинации у меня и моих коллег такое же обычное дело, как пятна от травы на форме у детей-футболистов. Стертая кожа, почерневшие ноги и обезвоживание это что-то вроде ритуала посвящения в ультрамарафонцы. Обычный марафон для нас всего лишь пролог, время подумать и прислушаться к себе. Мозоли у нас настолько обильны, что зачастую приходится вырывать ноги, чтобы облегчить боль. Один ультрамарафонец перед каждой гонкой хирургически их удалял, чтобы не делать это самому после финиша. Судороги вообще не заслуживают упоминания. Головные боли от горной болезни так же обычны, как пот и причиняют ровно столько же беспокойства (не считая смерть одного бегуна на соревнованиях в Колорадо от аневризмы мозга). Боль либо игнорируется, либо принимается как данность, либо глушится ибупрофеном, хотя это и рискованно — при сильном потоотделении избыток ибупрофена может вызвать отказ почек, что заканчивается, если вам повезет, полетом на вертолете до ближайшей больницы. Один коллега-ультрамарафонец и по совместительству врач однажды сказал мне: «Не на всякую боль обращай внимание».

Конечно, Джурек не забывает рассказать и о том, как он сначала стал вегетарианцем, а потом и вовсе веганом. Причина тут, кстати, вовсе не в жалости к зверькам, а просто желание улучшить результаты в спорте.

Мне очень понравилась книга Джурека. И по-человечески, и по-марафонски, да и, пожалуй, по-вегетариански тоже. Душевный он парень.

Wednesday, October 16, 2013

Афинский яд. Маргарет Дуди

Не я первый, не я последний посматриваю на времена античности с ностальгией — золотой век человечества! Даже у самого бедного землепашца было не меньше трех рабов. Поэтому и к художественной литературе, где действие происходит в Древней Греции или Риме, питаю некоторую слабость. Даже посредственная, она все-таки дает возможность там побывать. Штук пять таких книг у меня в блоге уже появлялись. Вот еще одна.

Маргарет Дуди — один из основателей жанра античного детектива и автор серии таких детективных романов об Аристотеле. На русский язык, насколько я выяснил, пока переведена только одна, шестая в серии. В общем-то, я против детективов ничего не имею. Некоторые мне даже нравятся. Например, два бесподобных романа Уилки Коллинза, рассказы о Шерлоке Холмсе, э-э-э... Еще Конан Дойль. И еще доктор Ватсон хорошо писал... Больше не вспомню, но уже немало, согласитесь.

У этой книги есть кое-какие плюсы по сравнению с другими античными романами. Мне показалось, что Дуди гораздо лучше понимает то время, о котором пишет. Она отлично знает как быт афинян, так и образ их мысли. Самое приятное, что речь идет не просто об исторически грамотном антураже, но и о том, что сам сюжет растет из древнегреческой жизни. Во многом, правда, это объясняется тем, что Дуди просто позаимствовала часть сюжета из известной легенды о суде над гетерой Фриной. Ее обвиняли в богохульстве (ну, прямо как в наши дни!), а защитник Гиперид, не сумевший убедить судей в ее невиновности, сорвал с нее одежды, спросив у судей, поднимется ли у них рука уничтожить такую красоту. В результате ее оправдали. Другая часть сюжета — более привычная для детективов история об убийстве. И хотя она тоже очень хорошо вписана в древнегреческие реалии, по увлекательности ни с Конан Дойлем, ни с доктором Ватсоном она не сравнится. Даже Аристотель, который тут выступает в роли детектива, на роль Шерлока Холмса явно не вытягивает.

В общем, добротная, но скучноватая история, где-то на пять баллов из десяти.

Thursday, October 10, 2013

Грабители морей. Луи Жаколио

Не верю я в эти социальные сервисы, где люди ставят книгам оценки, а потом на основании совпадающих у двух пользоваетелй оценок делается вывод, что книги, высоко оцененные одним человеком, понравятся и второму. По-моему, здесь совершенно неверна сама предпосылка, идея о том, что если ста пятидесяти людям нравятся Стругацкие и Юлиан Семенов, то и мне, большому любителю Стругацких, должен понравится Семенов. Мне кажется, тут есть одна неочевидная подковырка. Она похожа на теорию вероятности. Как полагаете, если мы подбросили монетку девять раз и все девять раз выпадала решка, как будут соотносится вероятности выпадения орла или решки на десятом подбрасывании? Если вы думаете, что вероятность десятого выпадения решки выше, то это неверно. Любой инженер знает, что вероятность выпадения решки здесь все те же один из двух. А если вы, дорогие гости, так же, как я, любите. кроме Стругацких, еще и Лема, Джека Лондона, Брет Гарта и Шварца, это совершенно не значит, что вам понравится еще и Луи Жаколио.

Но вот Андрей все-таки точно угадал, когда принес мне почитать «Грабителей морей». Но и тут дело не в мифическом совпадении каких-нибудь читательских векторов, а просто уж такая книжка :). Понимаете, она так классно издана, что устоять невозможно! Это в 1992 году Нижне-Волжское книжное издательство в Волгограде так постаралось (перевод Е. Киселева, еще дореволюционный, художник — В. Коваль). Мне и раньше попадались несколько книг, изданных так же щедро. Помню, например, книгу Мелвилла «Энкантадас, или Очарованные острова», изданную «Мыслью» в 1979 году. В ней тоже нет границы между текстом и иллюстрациями, текст в одном месте наезжает на фон картинки, а в другом, наоборот, фигурно уступает место рисунку. Рисунки не так, чтобы уж исключительно реалистичные, но очень выразительные, впечатляющие. А уж те, на которых появляются парусные корабли, еще и очень детальные и точные.

Сюжет тоже такой, знаете, густо замешанный, махровый такой сюжет. С пиратами, с викингами, с сокровищами, но в то же время и с жюльверновскими экспедициями, таинственными невидимыми островами... А я ведь против жюльверновства устоять не могу, сразу коленки подкашиваются. Его тут не очень много, но что-то действительно есть. А бо́льшая часть книги все-таки про пиратов. Ну, тут тоже автор себя не ограничивал :)

Вообще-то, я хоть и много слышал о Жаколио, раньше его не читал. А ведь в Википедии прямо написано: «Для автора были характерны два типа романов: приключенческий роман («Грабители морей»), и романы, изобилующие научно-популярными сведениями, иногда почти не связанные с ходом действия (трилогия «Берег слоновой кости», «Берег черного дерева», «Песчаный город»)».

Пожалуй, стоит его еще почитать. Вот все-таки никогда мне не понять, чем руководствовалась советская цензура, убежденная, что Жаколио — писатель, социально вредный. Невменяемые они, честное слово. Ну, единственное, что могу предположить, это из-за его пристрастий к ненаучным байкам, вроде Лемурии и Атлантиды. Вообще-то, в «Грабителях морей» он тоже этим делом отметился, у него там упоминается легенда о существовании теплого моря посреди Ледовитого океана, на которое улетают зимовать перелетные птицы (если помните, то же обоснование использовал Обручев в «Земле Санникова»).

Если говорить о чисто приключенческой линии сюжета, то с этим тоже все в порядке, разнообразненько. Может быть, немножко бульварно, но после того, как я расхваливал здесь «Приключения Лейхтвейса», не мне автора в этом упрекать :). Ну и что, что погибшие герои появляются снова с криками: «А-а, вы думали, что от меня избавились»?! Зато немногие выжившие удачливы, как триста чертей.

В общем, если найдете это самое волгоградское издание, имеет смысл его почитать, просто чтобы вникнуть в иллюстрации. Если не найдете, но вам будет нечего делать, то вполне есть смысл скачать электронную версию и почитать. Нормально.

Friday, October 4, 2013

Антология современного анархизма и левого радикализма. Том 1. А. Цветков

Продолжаем баловаться деликатесами с душком. То был марксизм, а теперь левый радикализм. Очень характерное предисловие, начинающееся со слов: «Книга - тоже орудие пролетариата: если этим увесистым (1 кг. 125 гр.) почти 1000-страничным томом прицельно запустить в преследующего тебя карабинера, то можно уйти от преследования». При чем здесь карабинеры, почему не милиционеры? А просто слово красивое. И в этом вся эта толстая (1 кг. 125 гр.) книга. Она вся полна красивых слов. «Смысл истории», «творение реальности», «экзистенциальная утопия», «вербализуемая конвенция» и «революционное откровение» — эта муть встречается уже на первых страницах предисловия и потом уже не кончается.

В книге полтора десятка авторов, и я рассчитывал найти среди них хотя бы одного, кто умел бы излагать свои мысли по-инженерски, структурированно: «4, 6, 11, откуда следует 22; 5, 9, ergo 22; 3, 7, 2, 11, из чего опять же получается 22». Черта с два. Я хотел бы найти, наконец, конструктивный подход к анархизму, а у них, извините за выражение, поэзия.

Иными словами, тексты, собранные в этой книге, описывают не политическое учение, а эстетическое направление. Ну, всякие там театры на улице, спонтанное вовлечение, эстетика насилия, хеппенинги, театр жестокости Антонена Арто... Иногда у меня складывается впечатление, что российский анархизм почти полностью сводится к эстетике.

Единственное, кажется, исключение из числа этих токующих глухарей — Ноам Хомский, пишущий четко и убедительно. К сожалению, конструктивности не хватает и ему. Помню, как я обрадовался, увидев его книгу «Государство будущего». Я думал, он сейчас расскажет нам о правильном обществе, но я забыл, что он анархист, и слово «государство» для него ни с чем хорошим не связано, и в этой книге он в очередной раз печалился о том, как страшно жить.

Не могу исключать, правда, еще одного варианта. Возможно, что составитель антологии подбирал отрывки по своим критериям, в число которых явно не входила четкость изложения. Не могу не вспомнить историю, когда он, составитель, выступал на лекции Полит.ру по теме «Левые в России и левая повестка дня». Резюме, подведенное одним из слушателей после лекции, идеально подходит к «Антологии современного анархизма»:

На библиографическое сообщение Алексея Цветкова содержательно реагировать, кажется, нет смысла.

И, кстати, на заметку переводчику. Theognys это не Теогнис, а Феогнид, поэт такой греческий.

ЗЫ: Картинку с обложкой ставить не буду, она мне не нравится.

Thursday, September 26, 2013

Спартанец. Валерио Манфреди

Манфреди — достаточно популярный автор в кругах любителей древнегреческой истории, насколько я понимаю. На их мнение, выгугленное мной перед прочтением, я очень полагался. Как всегда, выяснилось, что чужая душа потемки, а чужие рекомендации выеденного яйца не стоят. «Спартанец» — достаточно крепко сбитый боевичок, с батальными сценами, единоборствами, кровью и всем таким прочим, которое на любителя. Насчет исторических реалий там, мне кажется, все более-менее терпимо. Правда, реалии по большей части военно-исторические, а в них я вообще плохо разбираюсь. Во всяком случае, ляпов я не заметил. Но вот психологические образы мне показались не очень убедительными. Нет, я, конечно, не претендую на знание настоящей тогдашней психологии, но смотрите. Сюжет построен на том, что мальчик, выросший среди илотов, воспитанный ими как будущий вождь, много раз пострадавший от преследований спартанцев, вдруг узнает, что по происхождению он спартанец. Он вдруг забывает о всех бедах, которые причинила ему Спарта, и становится нормальным спартанским воином. Как-то очень резко меняет он сторону. Потом он долгие годы служит то наемником, то дипломатом, пока ни с того, ни с сего не возвращается вдруг к илотам, чтобы возглавить их восстание. Все эти повороты сюжета показались мне не слишком оправданными. И уж наверняка скучноватыми :)

К тому же в книге слишком много войны, на мой вкус. Мне всегда было интереснее читать о повседневной жизни и культуре. Вон, тот же «Факел» Пенфилда, уж на что простенький, а читался легче и интереснее. На Манфреди больше времени тратить не буду.

Monday, September 16, 2013

Собаки и демоны. Алекс Керр

Книга Алекса Керра о Японии «Собаки и демоны» почему-то приобрела определенную популярность в русскоязычном интернете (каноническая рецензия тут). Возможно, потому что Япония в книге Керра похожа на Россию: бюрократия, коррупция, застой во всех областях... Это пугает, потому что пример Японии говорит, что застой может продолжаться неопределенно долго. Во всяком случае, десятками лет.

Но если вдуматься в аргументы Керра, то возникает подозрение, что не так уж страшен черт, как его малюют. В первых главах, говоря об экономике и политике, он еще убедителен (список убедительных доказательств загнивания Японии см. в рецензии, ссылка выше) . Потом, переходя к застою в искусстве и культуре, он обвиняет японцев, по сути дела, в том, что они не соответствуют его личному идеалу японскости. Ах, всплескивает он руками, японцы перестали использовать натуральный бамбук и камень, променяв их на дешевый пластик и алюминий. Кроме дешевизны, кажется, других недостатков пластика он не упоминает. А почему бы, собственно, и нет? Разве японцы обязаны всю жизнь соответствовать стереотипам, сложившимся в остальном мире? Или, например, Керр пишет об упадке японского кино. Был, мол, Куросава и еще пара титанов, не то, что нынешнее племя, неспособное ни на что, кроме Годзиллы. Правда, он упоминает и о японской мультипликации, но только для того, чтобы отмахнуться от нее как от детского жанра. То ли дело Голливуд, штампующий философские шедевры про Бэтмена и Супермена... Очень высока степень изолированности Японии от всего международного, сетует Керр. Двери в Японии закрыты для иностранца. Но он даже не задается вопросом, а действительно ли японцам от этого плохо. После этого уже хочется вернуться назад, скажем, к рассказам о том, как мухлюют японские банки при расчете суммы своих активов, и задуматься, а что такого плохого в особенностях японской бухгалтерии, особенно в свете состояния западной экономики?

Я не фанат всего японского. Я никогда не изучал японский язык и я равнодушен к манге и аниме. Впрочем, японскую литературу я очень уважаю, от Акутагавы и Эдогавы Рампо до Кобо Абэ и Мураками. И книги о Японии тоже люблю, особенно блестящие «Записки гайдзина» Вадима Смоленского. Но все-таки Япония для меня страна чуждая, в отличие от какой-нибудь Италии, например. А вот «Собаки и демоны» заставили меня испытать чувство, противоположное тому, которое, кажется, вкладывал туда автор. Я ощутил какое-то родство с японцами, уже давно живущими в тех же условиях, что и мы у себя. Таким образом, в конце концов печальная книжка о Японии оборачивается очень оптимистичной надеждой на то, что если японцы так прекрасно себя чувствуют при таком кошмарном (если верить Керру) уровне коррупции, то, может, и Россия от нее не помрет?

Если же кого-то интересует мое мнение о том, стоит ли читать эту книгу, я скажу, что нет. Мне кажется, что в этой книге много правды, которая очень густо перемешана с преувеличениями. Разумеется, преднамеренно. В определенной степени эта книга познавательна, но разбираться, где ложь, где правда, не вижу смысла. Лучше перечитать того же Смоленского. У него, по крайней мере, книга прекрасно написана с художественной точки зрения.

Wednesday, August 28, 2013

Факел. Уилдер Пенфилд

Простая и прямолинейная, не очень точная исторически, но все равно неплохая повесть о Гиппократе, первом известном нам враче, взявшемся лечить болезни, а не молиться об их излечении. Насколько известно из дошедших до нас копий трудов Гиппократа (стопроцентно надежных оригиналов, им подписанных, не сохранилось), он стал одним из первых рацоналистов, ищущих естественное объяснение любым явлениям. Гиппократ — еще одно доказательство утверждения, что все лучшее, что у нас есть, пришло из Древней Греции.

Автор, Уилдер Пенфилд, не профессинальный писатель, но зато профессиональный врач, поэтому книга получилась медицински достоверной, но чуть простоватой. Ничего страшного. Просто в данном случае героем является не столько сам Гиппократ, сколько абстрактный мыслитель, своим умом дошедший до простых по сути, и поэтому очень сложных для понимания истин -- что болезнь это естественный процесс, что лечить нужно болезнь, а не симптомы, что врач должен лечить любого больного, а не только платежеспособного, что руки, блин, надо мыть. К сожалению, Пенфилд мало написал, как его герой дошел до этих заключений, но книжка и так получилась неплохой.

Thursday, August 22, 2013

Телевизионщики об Италии: Глускер versus Познер

Настоящий итальянец. Вадим Глускер
Их Италия. Путешествие-размышление "по сапогу". Владимир Познер.

Две очень похожие книги. Оба автора - тележурналисты, во время съемок фильмов о Италии написали еще и по книге (монетизация, так по полной программе). Обе книги включают в себя много интервью, зачастую с одними и теми же людьми. Естественно, оба побывали в одних и тех же местах, слышали одни и те же истории. В общем, побывали в одной и той же стране :)

Разница же заключается вот в в чем. То, что написал Глускер, это безмозглый концентрат из общих мест. Это унифицированное всеобщее впечатление от Италии. Футбол, мафия, пицца, Антониони, вино, Ватикан, Дольчегабана, продолжите ряд сами. Разглядеть Италию за этими штампами почти невозможно. А книга интеллигентного Познера, напротив, в высшей степени индивидуальна. Настолько, что она стала из книги о Италии книгой о Познере. Я сразу вспомнил комментарии Набокова к "Онегину" в духе: "Летний сад - парк в Петербурге. Мальчиком я часто гулял там со своей няней". За Познером Италию увидеть так же трудно, как за клише от Глускера.

Любопытно, что в одном эпизоде Глускер начисто обыгрывает Познера на его собственном интеллигентском поле. Они меняются местами, когда речь заходит о Галилее. Познер восторгается им, но историю отречения рассказывает в том же духе, в котором она изложена в детских книгах: глупые надмннные церковники, торжество мракобесия и т.д. А вот в варианте Глускера это становится зародышем сюжета для исторического романа. Галилей дружит с папой Урбаном Восьмым. И вышел у них спор о природе комет. Ученые Ватикана считали их космическими телами, а Галилей ошибочно считал их оптическими явлениями. Он написал "Диалоги" в которых участвует некий глуповатый персонаж, очень похожий на папу. Вот тут-то Галилея и потащили в суд инквизиции. Подозреваю, что Глускер и сам этого не имел в виду, но мне отчетливо представился папа, злорадно требующий от Галилея публично признать заведомую чушь, просто для того, чтобы тот не хамил государственным деятелям и помнил, что на дворе не двадцать первый век. И никакого мракобесия, простое поповское издевательство.

Возвращаясь к книге Познера, должен еще отметить оставшееся ощущение, простите, халтуры. Книга состоит наполовину из записанных интервью, на треть из почти необработанных дневников Познера и на какие-то считаные проценты из собственно самой книги: какой памятник показала ему жена его друга, какие книжки читал он в детстве, как мама говорил с ним по-французски и т.п. А когда в дневниках я вдруг неожиданно напоролся на матерок, то побрезговал дочитывать эту книгу. Если захотите почитать что-то про Италию, поищите других авторов, не телевизионщиков.

Tuesday, August 6, 2013

Книги о Севастополе

Грин: Алые паруса, Блистающий мир, Золотая цепь
Севастопольские маршруты. Евгений Веникеев
Севастопольский мальчик. Константин Станюкович
Осажденный Севастополь. Михаил Филиппов
Севастопольская девчонка. Валентина Фролова
Севастопольские рассказы. Лев Толстой

Как обычно перед поездкой в другой город, уезжая с семьей в отпуск в Севастополь, я постарался почитать что-нибудь для погружения в атмосферу города. Пару лет назад я был обескуражен тем, что не смог найти подходящих книг для поездки в Киев. С Севастополем, однако, все оказалось проще.

У Крапивина можно найти немало книг либо о самом Севастополе, либо о некоем другом городе (или даже Городе), в котором легко угадать все тот же Севастополь. Но если бы я взялся за Крапивина, у меня, скорее всего, уже не осталось бы времени на остальных авторов, поэтому я начал с нон-фикшн.

Насколько я понимаю, Евгений Витальевич Веникеев — один из самых известных краеведов Севастополя. Он написал 11 книг о городе и его окрестностях: «Архитектура Севастополя», «Севастополь и его окрестности», «В Севастополе 1941-1942 гг.» и другие. Я взялся читать «Севастопольские маршруты». Наверное, это не лучший выбор для первого знакомства с городом, потому что для того, чтобы разобраться в этой книге, неплохо бы представлять себе описываемые места. Наверное, надо будет еще раз перечитать главы, в которых написано о тех местах, где мы побывали, особенно о Корабельной стороне, Аполлоновке, Ушаковой балке и Инкермане. Но и после первого прочтения я уже примерно разбирался в расположении районов Севастополя, в том, что они из себя представляют и какие примечательные места и памятники в них нужно искать. Так что не зря читал, я считаю.

Кстати, таких примечательных мест в Севастополе очень много. Удивительно, насколько много старинных имен сохранилось в этом городе. Самара вдвое старше Севастополя, но в ней почти не осталось мест, связанных с событиями более, чем столетней давности. Ну, где-то началом двадцатого века можно отметить пределы городской памяти. В Севастополе же, кажется, всякое лыко в строку. Скажем, место, где в восемнадцатом веке адмирал Ушаков купил землю и разбил парк, где могли бы отдыхать нижние чины, которым не разрешалось гулять в центре города, до сих пор называется Ушаковой балкой. Или, например, то место, где в конце восемнадцатого века располагались продуктовый склад, батарея и караулка, над которыми начальствовал полковник Аполлон Гальберг, так до сих пор и зовется Аполлоновкой (есть, правда, еще версия, что в этом месте в 1975 году упала гайка с космического корабля, помните стыковку Союз-Аполлон? Обязательно посмотрите вот этот сюжет севастопольского телевидения про Аполлоновку! Прелесть! И вот этот тоже). Или Сарандинакина балка, которую так зовут еще с тех пор, как там жил Стаматиос Сарандинаки, грек по рождению, с 1770 года служивший на российском флоте, сначала на «Святом Павле», а потом командовавший кораблями «Бористен», «Григорий Богослов», «Св. Кирилл Белозерский», «Св. Андрей» и другими.

Хотя, надо заметить, в последнее время, кажется, с памятниками у севастопольцев отношения не складываются. Недавно какие-то вандалы-казаки сломали «Одуванчик доброты и детства», подарок от Москвы, углядев в нем «сатанинский оккультный антихристианский знак». А несколько лет назад, когда инициативная группа предложила поставить памятник детям-защитникам Севастополя, городское руководство выдало шедевр бюрократического идиотизма: «В советский период была традиция увековечивания подвига. В городе-герое Севастополе имеются памятники комсомольцам, медикам и другим социально-политическим и профессиональным группам. Но время показало бесперспективность такого подхода к увековечиванию подвига». А некто Казарин из городской администрации высказался афористично, по-черномырдински: «Детская проза Валентины Фроловой ничем не уступает детской прозе Крапивина и если мы при жизни хотим поставить сибирскому писателю у нас памятник, то не обижаем ли мы тем самым наших, севастопольских, совершенно не уступающих ни по масштабу таланта, ни по успешной работе, наших писателей.» Сразу вспомнилось из классики: «И насчет поэзии все четко. Пушкин там, Михалков, Корнейчук...»

Кстати, книга Валентины Фроловой тоже попала в мой список. «Севастопольская девчонка» написана в 1962 году. Возможно, она действительно неплохой писатель, раз уж в 2006 году ее наградили премией имени Крапивина, хотя в ее библиографии, честно говоря, меня смущает эволюция от «Рассказов о коммунистах» в 1985 через «Дело о сексуальном домогательстве» в 1999 и к патриотической исторической повести «Ветры Босфора» в 2006. Впрочем, не читал, поэтому помолчу. Так вот, «Севастопольская девчонка» — первая художественная книга Фроловой, поэтому обойдемся без критики. Более-менее типичная повесть о молодежи для своего времени. Сейчас читать не посоветую. В памяти осталась одна цитата: «Знаете, сколько лет этому городу? Восемнадцать лет. Нет, люди здесь жили и двести лет назад. А вот городу — всего восемнадцать. Вы видели когда-нибудь, чтобы город, — такой большой город, — весь был новый? Каждый дом в городе — новый. Новенький рубль, понятно. Новенький костюм — понятно. А когда на старой-старой земле весь город — новый — это надо понять!»

Так оно и оказалось в действительности. То есть, сейчас уже не восемнадцать лет, а без малого семьдесят, но смысл тот же — город после войны был отстроен почти заново. Центр города почти целиком выдержан в сталинском стиле — с колоннами, с балкончиками, эркерами. Очень стильно и ностальгично. Несмотря на некоторую неухоженность (а может, именно благодаря ей), этот центральный холм, где мы жили, по-домашнему уютен. А если учесть, что это наложено на очень специфический рельеф, вынудивший архитекторов раскидать дома по разным уровням, соединяя их друг с другом множеством лестниц, скрадывая перепады высоты огражденными площадками и висячими садиками, то понятно, что симпатия к городу возникает неизбежно.

Среди этих домов мы с трудом отыскали пару более старых, чудом переживших все войны, все осады, построенных еще в первой половине девятнадцатого века. На одном из них сохранилась памятная доска, сообщающая, что именно в нем в жил адмирал Владимир Алексеевич Корнилов, и именно отсюда пятого октября 1854 года он ушел на Малахов курган, где и был смертельно ранен. А эта история ведет нас к следующим книгам из списка книг о Севастополе.

Крымской войне посвящены три из них. Лучшая — «Осажденный Севастополь» Михаила Михайловича Филиппова. У Филиппова, кстати, это тоже было первое художественное произведение. Оно, к сожалению, осталось и последним, хотя в жанре нон-фикшн он отметился еще не раз, написав, среди прочего, «Философию действительности», «Судьбы русской философии», статьи «Борьба за существование и кооперация в органическом мире» и «Инварианты линейных однородных дифференциальных уравнений» :). Кроме того, он еще составил энциклопедический словарь в трех томах, вышедший в 1901 году, написал первую в России рецензию на второй том «Капитала» К. Маркса, серию биографических очерков о Леонардо да Винчи, Лейбнице, Ньютоне, Канте, Паскале и других мыслителях, перевел на французский «Основы химии» Менделеева и сделал еще много интересного и полезного. Напоследок он открыл еще и загадочные «лучи смерти», которые передавали энергию взрыва посредством электромагнитных волн, после чего и был найден дома мертвым.

Так вот, роман о Крымской войне он написал в 1889 году, это было одно из первых художественных произведений об осаде Севастополя. По замыслу «Осажденный Севастополь» немного напоминает «Войну и мир», но выгодно отличается от романа Толстого тем, что вместо концептуального патриотизма и прославления le moujik russe показывает войну как есть. Никак не вспомню шикарную цитату, но там было что-то про то, что военные действия в принципе неуправляемы, а смысл деятельности военных — в создании видимости порядка. Примерно так война у Филиппова и выглядит, как полный бардак, в котором одни совершают подвиги, другие воруют, третьи прячутся, а четвертые просто живут. Как и у Толстого, у Филиппова рассказ о войне не обошелся без рассказа о «мире», о повседневной жизни севастопольцев. Эта линия часто оказывалась интереснее чисто военной. Толстой, кстати, очень положительно отзывался об этом романе, он писал жене Филиппова:

«Я прочел роман вашего покойного мужа «Осажденный Севастополь» и был поражен богатством исторических подробностей. Человек, прочитавший этот роман, получит совершенно ясное и полное представление не только о севастопольской осаде, но и о всей войне и причинах ее».

Сам Толстой, как известно, был на той войне, воевал и написал в 1855 году, когда даже сама война еще не закончилась, «Севастопольские рассказы». В общем, написал о том же, о чем Филиппов, да не о том. Рассказы супротив романа все равно что плотник супротив столяра. У Толстого получились зарисовки о нескольких более-менее случайно взятых ситуациях, не дающих впечатления о войне и городе.

«Севастопольский мальчик» Станюковича гораздо лучше, но это, скорее, детская книжка. Очень неплохая, и тоже, кстати, как «Осажденный Севастополь», написанная со здоровым омерзением к войне, даже к этой, такой, казалось бы, благородной. Станюкович, кстати, как и Толстой, тоже был свидетелем осады Севастополя. Даже не свидетелем, а участником, хотя ему и было тогда всего одиннадцать лет. Отец его был адмиралом, а маленький Костя исполнял при нем обязанности посыльного и даже был награжден медалью «За оборону Севастополя». Ну, и, конечно, как всегда, в этой книге Станюкович очень любит народное просторечие, с любовью относится к солдатам и матросам и вообще вызывает большую симпатию как автор. Очень хорошая повесть, не хуже Филиппова.

Ну, и еще об одном севастопольском здании, связанном с литературой. Сейчас это, не смейтесь, торговый центр «Новый бульвар». Зато раньше это была городская тюрьма. В 1903-1905 годах здесь сидел за революционную пропаганду никто иной, как Александр Степанович Грин. Он пытался бежать, но побег провалился, и его перевели в одиночную камеру. Эта камера сохранилась и до сих пор. Ее разыскал севастопольский художник, большой почитатель Грина, Владимир Адеев. И не только разыскал, но еще и устроил в ней музей Грина. Музей совсем крохотный, одна только эта камера, расписанная руками самого Адеева, но посмотреть его очень даже стоит, потому что Адеев человек увлеченный. Он твердо убежден, что почти все города Гринландии имеют привязку к севастопольской топографии. Не то, чтобы Зурбаган прямо уж располагался на Центральном холме, но все-таки его образ навеян его местом. А, скажем, Сан-Риоль это Инкерман, расположенный в устье реки Лилианы (Черной речки, то есть). А Каперна находится в районе Килен-бухты, и от Лисса-Корабельной стороны ее отделяет Ушакова балка. Владимир Васильевич даже устроил для нас экскурсию по Лиссу, показывая самые любопытные места, в которые мы без него наверняка не забрались бы (великолепные фотографии тех мест, гораздо лучше тех, которые сделали мы, посмотрите тут). Естественно, мы не могли пойти по тропе, по которой Ассоль носила игрушки на продажу в Лисс, не перечитав предварительно Грина. Поэтому «Алые паруса», «Золотая цепь» и «Блистающий мир» завершили список книг о Городе и дорисовали, наконец-то, в моей голове окончательный образ Севастополя. Наверное, из них именно «Блистающий мир» стал самым севастопольским. То ли потому что именно там Грин описал ту тюремную камеру, в которой мы были, то ли еще по какой причине, уж не знаю. Не буду долго рассказывать о том, что пришло мне в голову, пока я в очередной раз перечитывал «Алые паруса», все равно каждый желающий съездить в Севастополь обязан это сделать самостоятельно. Да и закругляться пора.

Можно было бы еще вспомнить очерк Максима Горького «Херсонес Таврический», научно-популярную книжечку А. Л. Якобсона «Крым в средние века» или что-нибудь из Василия Палыча Аксенова, например, «Остров Крым» или, еще лучше, «Сундучок, в котором что-то стучит»:

Зурбаганский аэропорт в наши дни стал похож на ярмарочную площадь. Прошли те времена, когда из допотопных дирижаблей высаживались здесь суровые шкиперы и штурманы, которые, дымя своими трубками, направлялись в морской порт, к своим парусникам, к своим сугубо таинственным и важным делам. Прославленный замечательным русским писателем Александром Грином, город стал теперь прибежищем начинающей творческой интеллигенции всего мира, начинающих писателей, начинающих артистов, киношников, музыкантов, а также множества туристов и, конечно, хиппи.

Но не буду. Почему-то не лезут эти книжки в мой сегодняшний Прочитал. Остановимся на Грине:

Нет более бестолкового и чудесного порта, чем Лисс, кроме, разумеется, Зурбагана. Интернациональный, разноязычный город определенно напоминает бродягу, решившего наконец погрузиться в дебри оседлости. Дома рассажены как попало среди неясных намеков на улицы, но улиц, в прямом смысле слова, не могло быть в Лиссе уже потому, что город возник на обрывках скал и холмов, соединенных лестницами, мостами и винтообразными узенькими тропинками. Все это завалено сплошной густой тропической зеленью, в веерообразной тени которой блестят детские, пламенные глаза женщин. Желтый камень, синяя тень, живописные трещины старых стен: где-нибудь на бугрообразном дворе — огромная лодка, чинимая босоногим, трубку покуривающим нелюдимом; пение вдали и его эхо в овраге; рынок на сваях, под тентами и огромными зонтиками; блеск оружия, яркое платье, аромат цветов и зелени, рождающий глухую тоску, как во сне — о влюбленности и свиданиях; гавань — грязная, как молодой трубочист; свитки парусов, их сон и крылатое утро, зеленая вода, скалы, даль океана; ночью — магнетический пожар звезд, лодки со смеющимися голосами — вот Лисс.

Update: Потом мне на форуме подсказали еще несколько книг:

  • "Падение Севастополя",
  • "Севастопольский камень" Соловьева,
  • там непременно должна быть Севастопольская хроника Петра Сажина.
  • Ирина Корда "Мыс Фиолент"- на Фиоленте сердце Севастополя ,впрочем эту книжку не найти
  • А. Азольский "Затяжной выстрел"
  • "Листригоны " Куприна- эта книга есть практически в каждом балаклавском доме - что-то понял про здешнюю жизнь этот гуляка :)
  • много литературы выпускает издательство Таврия - ну по пещерным городам- Фадеева "Тайны горного Крыма " и "Крым в сакральном пространстве" есть еще как бы мало относящаяся к Севастополю- но все же по теме считаю-"Озябшие в Тавриде боги" ,есть еще очерки Лезинского.

Saturday, June 1, 2013

ДЛКЗ или приключения на Самарской Луке. Александр Гончаров

Книжки, родившиеся тогда, когда авторы решают записать истории, которые они рассказывают детям, не редкость. Хотя, если задуматься, то, может, и редкость. Я почему-то не смог вспомнить ничего, кроме «Алисы в стране чудес» и цикла о Гарри Поттере. Еще были «Сказки, рассказанные детям» Андерсена, но они на самом деле вовсе не были рассказаны детям. Ну, в общем, даже если и редкость, то теперь уже не такая большая, потому что к этим двум книжкам прибавилась «ДЛКЗ». Вряд ли ее ждет такое же блестящее будущее, как Алису и Гарри. Автор, самарский радиолюбитель Александр Гончаров, записал истории, фантастические и не очень, которые он рассказывал своему сыну. В этих историях дело происходит на даче. А дача значит лето, каникулы, лес, речка, босиком по траве... Правда, у Гончарова дети современные, хваткие да оборотистые. Набрав в лесу много-много ягод, они их не лопают до икоты, а задумывают сварить варенье и продать его, а потом и подавно открыть свой бизнес (детский лесной консервный завод — ДЛКЗ).

Эта часть истории меня немножко покоробила, потому что совершенно не уживается в моей памяти с воспоминаниями о летних каникулах, ни с моими собственными, ни с почерпнутыми из книжек, вроде «Вина из одуванчиков». Зато мне очень понравилось то, что действие происходит в знакомых местах. Речка у них наша родная Волга, горы у них Жигулевские, вон они растут, а дача у них вообще в Новинках, где мы все время купаемся в озере, когда едем за Волгу на велосипедах. Новинский бор, соответственно, тоже знаем. А ведь одно дело, когда пришельцы прилетают в город Энск, и совсем другое, когда в отлично знакомые места. В этом смысле, конечно, всегда везло жителям Нью-Йорка, Лос-Анджелеса и прочих санфранцисок, они чаще других оказываются местом действия разных книг. Поэтому житель скромной Самары никак не мог пройти мимо книжки с подзаголовком «Приключения на Самарской Луке».

Еще одной особенностью эта книжка обязана увлечению автора — радиолюбительству. У меня в школе был хороший товарищ, который очень увлекался этим делом, поэтому я еще с тех пор осведомлен об особенностях этого круга людей. А особенностей у них, надо сказать, выше крыши. Радиолюбительство это, видимо, даже не хобби, а образ мышления, тип человеческого характера. Может быть, даже, чем-то схожий с программистами и сисадминами, только куда более склонный к активному действию и работе руками. Видимо, как раз из-за большой неприязни к работе руками я и не смог прибиться к этой компании, куда мой товарищ меня иногда пытался привлечь. Еще люди этого типа так же, как я, очень любят выезжать на природу, но делают это принципиально иначе. Если у нашего брата такой выезд обычно ограничивается рюкзаком на плечи и пошел, то радиолюбители делают это примерно как «Трое в лодке, не считая собаки». Они выводят из гаража полноприводной миниавтобус, набивают его дизель-генераторами, десятью разными радиостанциями, пятью прожекторами, телескопами, мощными лазерами, походными каминами и портативными микроволновками, раскладными шезлонгами, надувными плавучими дачами и т. п., а главное, они всем этим на природе пользуются! Поэтому я не радиолюбитель.

Но тем не менее, я знаю, что RU4 — префикс Самарской области (хотя раньше, помнится, был UA4), знаю, что такое QSL (программеры, не путать с SQL!), QSO и даже ругательство QSY, знаю, чем отличается антенна «яги» от «морковки» и много других жизненно важных вещей. Некоторые такие вещи очень неплохо бы знать перед тем, как браться за книжку, написанную человеком по имени RU4HG (а именно такой позывной стоит на обложке рядом с фамилией автора). Думаю, что самарским радиолюбителям читать «ДЛКЗ» будет вдвое забавнее, чем простому жителю Самары, как я, или даже чем иногороднему радиолюбителю. С другой стороны, читателю, не связанному ни с радио, ни с Жигулевскими горами, по-моему, книжка будет вообще неинтересна, потому что литературных достоинств в ней минимум. «Самарский Дом печати» издал ее громадным по меркам двадцать первого века тиражом в десять тысяч экземпляров, да еще и с цветными вкладками, на хорошей бумаге, с золотым тиснением на обложке! Зная, насколько радиолюбители любят большие и шумные компании, предположу, что большая часть тиража будет украшена дарственными надписями и разойдется в виде подарков по друзьям. Собственно, книжка, которую я читал, была украшена именно так, я взял ее почитать у одного почтенного джентльмена, который знаком и со мной, и с автором книги. Не будь этого маленького совпадения, вряд ли я когда-нибудь ее прочитал бы.

PS: Надо как-нибудь найти что-нибудь такое разухабистое про тайны, скрытые в недрах Жигулей — таинственные светящиеся столбы, проходы в другое измерение, про петли времени. Фигня фигней, но когда это в знакомых местах... Впрочем, я об этом уже говорил.

Sunday, May 26, 2013

Моряк в седле. Ирвинг Стоун

Как-то так получилось, что Джек Лондон оказался тем писателем, который меня вылепил. Почти всем, что было в моей жизни, и плохим (такого было немного), и хорошим (такого было много), я в большой степени обязан ему. Когда я принимал серьезные решения, за их правильностью присматривали Смок Беллью, Ситка Чарли, Элам Харниш и Фелипе Ривера. У моего одноклассника было собрание сочинений Лондона, я брал его почитать по одному тому и постепенно прочитал почти все. Но не совсем все, кое-что у меня и по сей день осталось недочитанным, вроде «Звездного скитальца» или «Алой чумы». Среди прочитанного есть что-то, что мне не очень понравилось, например, «Железная пята» или «Маленькая хозяйка большого дома», но даже и эти не самые любимые книги — кусок меня.

Зато я очень полюбил «Мартина Идена», который дал возможность лучше познакомиться с самим автором. Но несмотря на то, что я перечитывал «Мартина» не один раз, я никак не мог понять Лондона до конца, все-таки он не Мартин Иден, это не автобиография. Отчасти для того, чтобы попытаться сделать это, я прочитал его книгу о нем «Моряк в седле», написанную другим знаменитым писателем, Ирвингом Стоуном.

Это не лучшая прочитанная мной биография. Я совершенно не разделяю некоторых оценок книг Лондона, которые дает Стоун, вроде:

Если не считать ранней «халтуры», серия «Смок Беллью» — его первая работа, лишенная литературной ценности: чистая поденщина; цемент, бревна и медь на постройку дома.

По-моему, «Смок» — великолепная книга. Ни капли искусственности, но высочайшее качество. Или вот:

Те два, что были созданы в этот период — «Джон Ячменное Зерно» и «Лунная Долина», — вошли в число лучших его вещей; мало того, они достойны стоять в одном ряду с самыми совершенными образцами американского романа. Если не считать третьей части, содержащей высказывания о сельском хозяйстве, ее бы следовало выделить в отдельную книжку: в «Лунной Долине» содержатся глубочайшие мысли, блестящие строки — лучшее, что породили ум и сердце Джека Лондона. Образы гладильщицы Саксон и возчика Билли необычайно убедительны, описание драки на гулянье «Клуба каменщиков» в Визель-парке, где Джек мальчиком воскресными вечерами подметал пол в ресторанчиках, — пример классического американо-ирландского фольклора; описание драмы, разыгравшейся во время забастовки оклендских железнодорожников, и четверть века спустя по-прежнему остается образцом для произведений, посвященных забастовочному движению.

Мне-то «Лунная долина» кажется сладкой пасторалью, к тому же фальшивой и противоречащей в чем-то лондоновским же идеалам.

Но зато теперь я смог гораздо лучше оценить те стороны натуры Джека Лондона, которые раньше проходили если не незамеченными, то недооцененными мной. Это в первую очередь сложная смесь социализма и восхищения «сильным человеком», которой и я сам в разные периоды жизни по глупости увлекался. Я, правда, между ними метался, а Лондон умудрился их совместить, что дало настоящую взрывчатую смесь. У него если уж социализм, то с революцией и баррикадами, или, как пишет Стоун:

Основой его жизни был социализм. Он верил, что государство должно стать социалистическим, и в этой вере черпал силу, уверенность и мужество. Он не ждал, что человечество возродится в течение суток, не думал, что человек должен заново родиться, чтобы построить социализм. Он предпочел бы обойтись без революции, без кровопролития — пусть социализм входит в жизнь мало-помалу. По мере сил он стремился научить народ, как взять в свои руки промышленность, естественные ресурсы и правительственный аппарат. Но если по вине капиталистов эволюционный путь станет невозможен, Джек Лондон был готов сражаться за правое дело на баррикадах. Какая новая цивилизация не была крещена в кровавой купели?

Органически связанными с социалистическими убеждениями были и его философские взгляды — сочетание геккелевского монизма, спенсеровского материалистического детерминизма и эволюционной теории Дарвина.

«Чувствительность, сострадание, милосердие неведомы природе. Мы лишь марионетки в игре могучих стихийных сил, это верно; но мы можем постигнуть законы этих сил и в соответствии с ними уяснить себе наш путь. Человек — слепое орудие естественного отбора между расами…

А уж социал-дарвинизма, доходящего иной раз до шовинизма, как в «Дочери снегов», я вообще избежал:

Хуже всего выглядит Фрона там, где она начинает говорить языком лондоновских социологических очерков, излагая шовинистические бредни, которые Джек почерпнул у Киплинга и проглотил не разжевывая, — о превосходстве белой расы, о ее праве навсегда безраздельно повелевать краснокожими, черными и желтыми. Нетрудно понять, почему Джек так легко и охотно принял все это на веру — он ведь и без того носился со своими викингами. «Готовы остроносые боевые галеры, в море ринулись норманны, мускулистые, широкогрудые, рожденные стихией; воины, разящие мечом… господствующая раса детей севера… великая раса! Полсвета — ее владения, и все моря! Шестьдесят поколений — и она владычица мира!»

По вине этой англосаксонской близорукости в искаженном виде стал представляться ему и социализм — именно та область, в которой он прежде всего стремился хранить честность и верность истине. Отделывая страницы, посвященные господствующим расам, выходцам с севера, он писал Клаудсли Джонсу:

«Социализм — не идеальная система, задуманная для счастья всего человечества; она уготована лишь для благоденствия определенных родственных между собою рас. Ее назначение — увеличить мощь этих избранных рас, с тем чтобы, вытеснив более слабые и малочисленные расы до полного вымирания, они завладели бы всей землей»

Мне показалось, что Стоун, работая над этой биографией, исходил из этой идеологической схемы, которая немного помешала ему больше рассказать о Лондоне как человеке, да и вообще исказила его образ. Я, например, не очень-то верю в то, что Лондон мог быть таким зашоренным человеком, что всерьез принимал теорию Юджина В. Дебса: «Там, где речь идет о классовой борьбе, нет и быть не может хороших капиталистов или дурных рабочих — каждый капиталист — твой враг; каждый рабочий — товарищ». Не должен был.

Так или иначе, но невозможно написать неинтересную биографию интересного человека. Мне было очень интересно узнать, например, что читал Джек Лондон:

Оценивающим взглядом Джек окинул книги, разложенные по столу и по кровати, — все это он сейчас штудирует, конспектирует, делает пометки. Да, он на верном пути: «Революция 1848 года» Сент-Амана, «Очерки по структуре и стилю» Брюстера, «Заметки об эволюции» Жордана, «Предполярье» Тирелла, «Капитал и прибыль» Бом Баверка, «Душа человека при социализме» Оскара Уайльда, «Социалистический идеал — искусство» Уильяма Морриса, «Грядущее единство» Уильяма Оуэна.

На его ночном столике постоянно лежал неприкосновенный двухтомник Поля де Шейю, чьи «Африканские путешествия» были первой книжкой приключений, попавшей в руки восьмилетнему мальчику на ранчо в Ливерморе.

Или откуда вырос сам стиль его письма:

Появление «Сына волка» ознаменовало начало современного американского рассказа. Правда, у него были предшественники: Эдгар Аллан По, Брет-Гарт, Стивен Крейн и Амброз Бирс — все они порвали с установившимися традициями, чтобы заняться настоящей литературой.

И как он сам формулировал суть этого стиля:

«Вы взялись за интересную тему: напряженная жизнь, романтика, судьбы людей, их гибель, комизм и пафос — так, черт возьми, обращайтесь же с ними, как должно! Не беритесь рассказывать читателю философию Дороги. Дайте это сделать вашим героям — делами, поступками, словами. Присмотритесь-ка повнимательнее к Стивенсону и Киплингу: как они сами умеют стушеваться, отойти, а вещи их живут, дышат, хватают людей за живое, не дают тушить лампу до утра. Дух книги требует, чтобы художник устранил из нее себя. Добейтесь крепкой, яркой фразы, выразительной, свежей; пишите насыщенно, сжато, не разводите длиннот и подробностей. Не нужно повествовать — надо рисовать! живописать! строить! Создавать! Лучше тысяча слов, плотно пригнанных одно к одному, чем целая книга посредственной, пространной, рыхлой дребедени. Плюньте на себя! Забудьте себя! И тогда мир будет Вас помнить!»

Или даже описание его обычного рабочего дня:

Около часа ночи, заложив спичкой то место в книге, на котором он остановился, Джек переводил стрелки на картонном циферблате, висевшем на дверях кабинета, чтобы Наката знал, в котором часу разбудить хозяина. Редко он позволял себе больше пяти часов сна; самое позднее время, указанное на циферблате, было шесть часов утра. Как правило, ровно в пять Наката приносил утренний кофе. Не вставая с постели, Джек правил вчерашнюю рукопись, отпечатанною Чармиан, читал доставленные по его заказу официальные доклады и технические статьи, корректировал стопку свежих оттисков, присланных издательствами, составлял план текущей работы, наброски будущих рассказов. В восемь он уже сидел за письменным столом и писал тысячу слов — первоначальный вариант очередной вещи, изредка поглядывая на четверостишие, прикрепленное кнопками к стенке:

С постели вставая, берусь я за дело — О господи! Только бы не надоело. А если я к ночи в могилу сойду, О господи! Дай сохраниться труду.

К одиннадцати дневная норма была закончена, и засучив рукава он набрасывался на умопомрачительные ворохи деловой и личной корреспонденции. В среднем Джек теперь получал десять тысяч писем в год и тщательно, вдумчиво отвечал на каждое. Нередко он «проворачивал» за день кругленькую цифру — сто писем и в тот же день диктовал сто ответов.

Гости знали, что утренние часы отведены для работы, и в это время соблюдали тишину. Ровно в час, после восьмичасового рабочего дня, Джек «выползал» на заднюю веранду, взлохмаченный, в распахнутой на груди белой рубашке, с косо сидящим на лбу зеленым козырьком, с папиросой в зубах и пачкой бумаг в руке. «Здорово, граждане!» — восклицал он с широкой усмешкой и тут же все заполнял собою, своей неотразимой теплотой, своим милым, чистым, мальчишеским обаянием, своей неистребимой жизненной силой и заразительной общительностью. Его появление означало, что сейчас пойдет потеха на весь день.

А главное, что у Стоуна в биографии осталось главная черта Лондона, которая меня восхищала в Мартине Идене, которую я с радостью увидел и у Джека Лондона, которую когда-то воспитали во мне, и которую я надеюсь удержать в себе до конца:

Побуждаемый не только любовью к знаниям, но и страхом, как бы не пропустить что-то новое, важное, что зародилось в мире, он непрестанно подстегивал себя: «Познавай!»

Tuesday, May 21, 2013

«Капитал» К. Маркса и другие книги о марксизме

Мое отношение к марксизму развивалось по диалектической спирали. Послушное признание сменилось инстинктивным отторжением. Потом я снова вернулся к марксизму, когда в юности искал правду и справедливость. Не нашел и пошел дальше. Теперь мне понадобилась логика и объяснение жизни и я снова решил заглянуть в Маркса. Вообще-то, я хотел бы найти книгу в духе «Марксизм для чайников», где была бы сконцентрирована суть марксизма — аксиомы, логика, теоремы и законы. Но такой книги я не нашел. Я прочел «Введение в марксизм» Эмиля Бернса (написана в 1939, издана в СССР в 1961), но это было догматичное изложение кондового советского марксизма-ленинизма. Я попробовал почитать «Краткий марксизм» Василия Колташова, но по словам самого автора «"Краткий марксизм", это не всесторонне изложение марксистских взглядов», а «пособие для активистов левых организаций». Очень конспективное изложение выводов без малейших подробностей. Я прочитал «Марксизм. Не рекомендовано к изучению» Бориса Кагарлицкого. Это единственная книга, прочитанная мной с интересом. Прекрасно написано, эрудиция автора бесспорна. Но это тоже было не то, чего я искал. Это обзор различных направлений марксизма, описывающий особенности каждого из них, но слишком мало говорящий о том, что их объединяет.

Громадное удовольствие я получил от статьи Артема Бросалова «Что такое марксизм и зачем он нам нужен». Железобетонная последовательность изложения и ясность мысли. Единственный минус состоял в том, что в ней только напоминаются некоторые (не все) основные положения марксизма, на основе которых Бросалов выстраивает свои соображения. Сам марксизм в целом принимается без доказательств, на это даже в этой большой статье не хватило места. Было бы очень интересно, если бы Бросалов довел статью до размеров отдельной книги.

Поскольку он этого не сделал, мне оставалось только одно, взяться за «Капитал» Маркса.

Я начал читать его без предубеждений. Я честно постарался разобраться в нем, но не смог. Сначала я начал выписывать цитаты, на основе которых собирался писать эту статью. Очень быстро вылезли нестыковки и явные противоречия. Я продолжал коллекционировать цитаты, но в конце концов понял, что мне нужен другой подход. Во-первых, я очень быстро терял интерес и стало ясно, что все три тома я не прочитаю. Во-вторых, я все-таки не экономист и некомпетентен. В-третьих, чтобы написать «Антикапитал», нужно больше времени, чем я готов выделить. Ну, и в-четвертых, я скоро понял еще одно. Марксизм не противоречив и доказать его неправильность, наверное, нельзя. Просто Маркс был крайне безалаберен в терминологии. О ключевом понятии марксизма, стоимости, он в одном месте говорит, что она проявляется как цена, в другом месте отмечает, что она может отличаться от цены, в третьем — что они вообще не связаны. Я встречал мнение, что это во многом проблема перевода (перевод действительно ужасный, удивительно, что в советские времена не сделали новый), что на самом деле было бы правильнее говорить не о стоимости, а о ценности товара, но какая разница, если определения все равно нет. Или, например, в одном месте, объясняя суть прибавочной стоимости, Маркс говорит, что капиталист справедливо оплачивает полный день рабочего, но рабочий за этот день успевает произвести больше, чем получает. В другом же месте утверждается, что капиталист не платит рабочему все заработанное. Но и тут Маркса нельзя поймать на противоречии, потому что немного поиграв словами, эти отрывки можно примирить. Кстати, Маркс прекрасно знал о том, что его терминология внутренне противоречива:

До сих пор мы обозначали в этой работе словами “необходимое рабочее время” то рабочее время, которое вообще общественно необходимо для производства известного товара. Теперь мы будем употреблять их и по отношению к тому рабочему времени, которое необходимо для производства такого специфического товара, как рабочая сила. Употребление одних и тех же termini technici [технических терминов] в различном смысле неудобно, но в полной мере избежать этого не удается ни в одной науке.

Кстати, есть странное мнение, что Маркс писал очень просто и понятно. Он и сам, кажется, втайне так полагал, хотя и немного скромничал:

Косноязычные болтуны германской вульгарной политической экономии бранят стиль и способ изложения “Капитала”. Литературные недостатки моего труда я сознаю лучше, чем кто-либо другой. Тем не менее в назидание и к удовольствию этих господ и их публики я процитирую мнение английской и русской критики. “Saturday Review” безусловно враждебная моим взглядам, в своей заметке по поводу первого немецкого издания пишет, что “изложение придает даже самым сухим экономическим вопросам своеобразную прелесть (charm)”. “Санкт-Петербургские ведомости” в номере от 8 (20) апреля 1872 г. между прочим замечают: “Изложение его труда (исключая некоторые слишком специальные частности) отличается ясностью, общедоступностью и, несмотря на научную высоту предмета, необыкновенной живостью. В этом отношения автор... далеко не походит на большинство немецких ученых, которые... пишут свои сочинения таким темным и сухим языком, от которого у обыкновенных смертных трещит голова”. У читателей современной нeмецко-национально-либеральной профессорской литературы трещит не голова, а кое-что совершенно другое.

Черта с два. Почти невозможно продраться сквозь пассажи вроде вот этого:

С превращением величины стоимости в цену это необходимое отношение проявляется как меновое отношение данного товара к находящемуся вне его денежному товару. Но в этом меновом отношении может выразиться как величина стоимости товара, так и тот плюс или минус по сравнению с ней, которым сопровождается отчуждение товара при данных условиях. Следовательно, возможность количественного несовпадения цены с величиной стоимости, или возможность отклонения цены от величины стоимости, заключена уже в самой форме цены. И это не является недостатком этой формы, – наоборот, именно эта отличительная черта делает ее адекватной формой такого способа производства, при котором правило может прокладывать себе путь сквозь беспорядочный хаос только как слепо действующий закон средних чисел.

Принять за простоту можно разве что тяжеловесные шуточки сомнительного характера, вроде «Стоимость товаров тем отличается от вдовицы Куикли, что не знаешь, как за нее взяться», или откровенно хамские выпады по адресу научных противников, в духе вышеупомянутых «косноязычных болтунов» или «шарлатанских изобретений Херреншванда» или «романтического сикофанта Адама Мюллера».

Так вот. Логики у Маркса минимум. Принимать всерьез трудовую теорию стоимости в том виде, в каком он ее изложил (я знаю, что не он ее придумал), невозможно. А значит, нельзя всерьез говорить о прибавочной стоимости и об эксплуатации, как присвоении прибавочной стоимости капиталистом. А раз так, то и все дальнейшие построения, включая и статью Бросалова, теряют почву. С другой стороны, опровергнуть ту же трудовую теорию тоже нельзя, хотя бы уже в силу невнятности формулировок. Зато та же невнятность позволяет устроить забавные игры с марксизмом. Например, если капиталист выплачивает рабочему только стоимость потраченного труда, то есть сумму, необходимую для восстановления рабочей силы, а все остальное забирает себе, то это, конечно, эксплуатация. Тогда, значит, если рабочий все-таки в состоянии откладывать какую-то сумму на будущее, а капиталист всю полученную прибыль пускает в оборот, то можно предположить, что прибавочную стоимость присваивает рабочий, эксплуатируя капиталиста. Другое дело, что во времена Маркса таких рабочих практически не было, но мы-то живем в другом веке.

Мне кажется, что главным недостатком Маркса является то, что ему не хватает диалектичности. Он очень статичен, он не умеет рассматривать явления в динамике, в развитии. Так, определяя стоимость как общественно необходимый труд, он не объясняет случаи внезапного возникновения стоимости в результате открытий и изобретений. Говоря об ограниченой емкости рынков, он недооценивает способность (и даже потребность) капитализма создавать новые рынки. Впрочем, не буду вдаваться в подробности. Пусть опровергают экономисты, если смогут.

Кроме того, марксизму свойственен этакий мистицизм. Понятие труда у Маркса является магическим генератором некоей неопределяемой субстанции, стоимости. Сначала я думал, что понял, почему марксисты считают, что машины не могут производить стоимость — потому что они не получают зарплату, не являются владельцами своего рабочего времени. Но потом выяснилось, что вовсе нет. Они не производят стоимость просто потому, что они не люди. Рабы, говорит Маркс, тоже производят прибавочную стоимость, а машины — нет. Поэтому я склонен относить «Капитал» к той категории книг, где уже числятся библия, коран, Principia Discordia и «Мифы Древней Греции» Н. Куна. Может быть, я неправ. Может быть, нужно было просто чуть посильнее постараться. Но вряд ли — если бы бы это было так, кто-нибудь другой уже сделал это и написал бы простую и понятную книгу о марксизме.

Теперь немного о другом. Эти недостатки трудовой теории стоимости не означают, что не существует классов, интересы которых противоположны, что противоречия между ними не требуют разрешения, что капитализм — конец истории. Но и тут рассуждения Маркса вряд ли безупречны. Они разумны и понятны, но они, видимо, являются самым простым, но далеко не единственным способом решения конфликта классов. На полях этого блога слишком мало места, чтобы я мог записать свои мысли, но я нашел замечательный способ устройства человеческого общества, устраняющий противоречия классового общества, но не являющийся коммунизмом :) Кстати, инкорпорированное общество, как в книге «Вне корпорации», тоже очень любопытно. Ну, тут можно долго фантазировать.

Словом, мое мнение о марксизме пошло на очередной диалектический виток. Возможно, когда-нибудь в старости, когда я выживу из ума, меня потянет на мистицизм, и тогда я снова вернусь к «Капиталу» с его историями про волшебную стоимость, а пока я с чистой совестью откладываю его в сторону. Но если вдруг кому-то попадется внятный и логичный «Марксизм для чайников», я бы посмотрел.

Но вот что непонятно, ведь столько умных людей относятся к Марксу с великим почтением. Одно из двух. Либо марксизм это все-таки религия, требующая веры, а не понимания, либо я так и не понял Маркса.