/* Google analytics */

Tuesday, September 30, 2014

Встреча двух миров. Сципион Африканский. Татьяна Бобровникова

Вот, наконец, и дошли руки до купленных полтора года назад книг Татьяны Бобровниковой, которыми я хвалился еще тогда (Цицерон. Интеллигент в дни революции. Татьяна Бобровникова). Первая из них, которую я больше всего хотел прочитать, называется «Встреча двух миров» и посвящена тому периоду, когда римляне и греки впервые близко познакомились друг с другом. Интереснейшая история, в общем-то. Римляне тогда были мрачным и дремучим народцем с диковатыми обычаями. Так сложилась история, что им пришлось повоевать со всеми вокруг, в том числе с Македонией, а для этого нужно было добраться до Греции. Римляне полагали, что они сами происходят от греков, точнее, от троянцев. Но кого они увидели в Греции? Греки к тому времени уже утратили благообразный вид гомеровских героев и сокрушителей персов и превратились в толпу вредных и ненавидящих друг друга скандалистов, готовых в любое время дня и ночи сделать гадость ближнему своему. Они воевали друг с другом, обманывали и продавали друг друга в рабство. Нужно отдать должное римлянам, они сумели разглядеть положительные стороны Греции. Они пришли в такой восторг от греческого искусства, науки и философии, что ради памяти о великом прошлом Греции приняли на себя труды по водворению порядка в этой стране. Настоящим потрясением для греков оказалось то, что после этого римляне никого не ограбили, не обратили в рабство и даже не разорили. Только в редких случаях, когда греческие безобразия им надоедали, они принимали меры. Так, после очередной войны они взяли большое число политических деятелей в заложники и увезли их в Рим.

Среди них был главный герой книги, Полибий — греческий политик и историк. Он и его друг, римлянин Сципион, в книге Бобровниковой оказываются типичным греком и типичным римлянином, воплощениями своих народов, которые открывают друг в друге самые замечательные достоинства и становятся лучшими друзьями.

Вообще-то, я надеялся, что это будет именно книга о Полибии. Уж очень он интересный человек. Во-первых, он поразительно умен. Он стал первым историком, не только описывающим происшедшие события, но и объясняющим, почему они произошли. Во-вторых, он неимоверно любопытен и изъездил множество стран античного Средиземноморья, а значит, ему есть, о чем рассказать. Он побывал в Карфагене, добрался до Атлантического океана в район нынешнего Марокко, был в Испании, в Галлии, на Востоке, в Египте. Он лично видел все те места, в которых происходили описываемые им события. Зачастую только благодаря этому он в состоянии понять, что, как и почему произошло.

Вот что пишет Бобровникова о его вдумчивом стиле:

Я приведу несколько примеров его объяснений. Спарта и Афины боролись за гегемонию в Элладе. Победила Спарта. Она вышла из войны много сильнее, чем была вначале. До войны она была бедна, теперь богата; до войны у нее было только сухопутное войско, теперь великолепный флот. Ее гарнизоны занимали все важнейшие пункты в Элладе. Армия не знала равных. И вот прошло всего тридцать лет, и могущество Спарты пало, и пало навек. Что же произошло? Полибий считает, что сила спартанцев заключалась в их государстве, знаменитом строе Ликурга. Государство это, по его мнению, устроено было очень продуманно. Равенство земельных участков, отсутствие золота, железные деньги и простота жизни надежно скрепляли общину. «Но мне кажется, он (Ликург. — Т. Б.) совсем не позаботился о приспособлении своего государства... к завоеваниям других народов, к господству над ними и вообще к расширению внешнего владычества». Иными словами, этот строй рассчитан был на полную изоляцию. Для этого служили закрытые границы и неконвертируемая валюта — железные деньги Ликурга. Между тем спартанцы с давнего времени всегда стремились именно к власти над окружающими народами. Наконец, они своей цели достигли. Теперь они уже не могли жить в изоляции. Их флот объезжал Средиземное море, они ездили не только по Элладе, но и в далекие земли Востока. «Стало ясно, что железных денег... недостаточно, ибо нужна была общепринятая монета и наемное войско». Изоляция кончилась, в страну хлынуло золото, равенство отошло в область преданий, строй Ликурга рухнул, а вместе с ним и силы Спарты.

Говоря об истории Пелопоннеса, Полибий пишет, что ахейцы силой и храбростью уступали аркадцам и некоторым другим народам. «По какой же причине народы только что названные и все прочие пелопоннесцы соглашаются сейчас участвовать в союзе ахеян?.. Отвечать, что это — дело судьбы, никак нельзя и было бы нелепо, лучше поискать причины. Как обыкновенные, так и необычайные явления имеют каждое свою причину». Причины же, согласно Полибию, в том, что конституция ахейцев строится по федеративному признаку и ни один город не имеет преимущества над другим.

Первым крупным столкновением римлян с македонцами была битва при Киноскефалах. И Полибий задается вопросом, почему римляне победили. Победы Ганнибала над римлянами, говорит он, объясняются исключительн оталантами самого Ганнибала, а не преимуществами его военного строя. Это ясно видно, во-первых, из того, чт осам он заимствовал римское построение и одел своих воинов в римские доспехи, то есть признавал преимущества римской военной системы. Во-вторых, римляне победили сразу же, как только у них появился полководец столь же гениальный, как Ганнибал. Не то с римлянами и македонцами. Оба народа считаются искусными и смелыми воинами. Им случалось не раз и не два скрестить оружие, и римляне неизменно «выходят из военных состязаний с первой наградой». Тут, очевидно, дело именно в военном строе обоих народов. Поэтому необходимо исследовать их боевое построение. У римлян был легион, у македонцев — фаланга. И тут следует экскурс с подробнейшим и обстоятельным сравнением обоих боевых построений.

Таким образом, Полибий думает и над причинами победы армий, и над падениями царств земных, и над отдельными битвами, и над судьбой отдельных государств. Он тщательно разбирает планы сражений, он исследует законы, постановления и даже формы собственности. Он вдумывается в поведение народов и политиков.

Сдается мне, что мы с Полибием могли бы отлично поладить, у нас много общего, мне кажется. Его мнение относительно государственного строя я тоже, пожалуй, разделяю, хотя Татьяна Андреевна почему-то называет его неожиданным для современного человека:

И конечно, важен государственный строй, хороший он или плохой. Он-то и лепит окончательно характер народа. Но что значит хороший строй? Какой тут критерий? Порядок, свобода, успех в делах или народное преуспеяние и богатство? Ответ Полибия для современного человека неожиданный. Нравственные качества граждан... «Если у какого-нибудь народа мы наблюдаем добрые обычаи и законы, мы смело можем утверждать, что хорошими здесь окажутся и люди, и общественное устройство их. Точно так же, если мы видим, что в частной жизни люди корыстны, а в государственных делах — несправедливы, можно с большой вероятностью предположить, что и законы их, и нравы частных лиц, и весь государственный строй негодны».

История, которую он пишет, отличается от трудов других античных историков принципиально новым подходом, но и на работы современных историков она, конечно, тоже непохожа. В первую очередь целью, ради которой написана:

История способствует нравственному исправлению людей. Ибо «лучшей школой для правильной жизни служит нам опыт, извлекаемый из правдивой истории событий». И Полибий настойчиво стремится достигнуть этой цели — нравственного воспитания читателя.

История Полибия — почти художественное произведение. Собственно, в те времена иначе и не бывало. Раз уж ты пишешь историю, то изволь писать литературно:

История издавна считалась частью изящной словесности. Все великие историки Древности — Геродот, Фукидид, Тацит — были в то же время крупнейшими писателями. Хотя в XIX веке взгляды на историю сильно изменились, историки по-прежнему блестяще владели пером. Книги Буассье, Масперо, Тэна, Тураева, Соловьева, Карамзина и Ключевского — это настоящие художественные произведения. Но в XX в. произошел переворот. Умение писать считается теперь не только не достоинством в историке, но недостатком, причем недостатком позорным, свидетельствующем о несерьезности, ненаучности автора.

Бобровникова, кстати, тоже пишет художественную историю. В ее писательском стиле есть что-то от античности — просто и ясно.

Теперь о минусах книги. Во-первых, меня разочаровало то, что это не книга о Полибии. Он оказался всего лишь одним из самых известных людей того времени, главным событием которого и стала встреча двух миров, взаимное открытие Греции и Рима. А я так надеялся, что книга о нем... И во-вторых, текст книги очень во многом пересекается со «Сципионом Африканским». То есть, настолько, что буквально страницами его воспроизводит. Кстати, любопытно, что пересечение идет именно с книгой о Сципионе Старшем, с которым Полибий встречаться не мог, а не с другой книгой Т. А. Бобровниковой о Сципионе Младшем. Правда, эту вторую книгу я читал давно, может быть, из нее тоже позаимствовано немало текста.

А вот как раз книжка о Сципионе Старшем (Африканском) мне понравилась. Она почти так же хороша, как «Повседневная жизнь римского патриция» о Сципионе Младшем. В ней больше римской повседневности, обычной античной жизни. Правда, главный герой в ней совсем не повседневен, но тем интереснее. Сципион Старший всегда славился пренебрежением к традициям, к правилам и мнению простой римской общественности, и этим отличался от Младшего — почти идеального римлянина. Пожалуй, контраст между ними — лучшая иллюстрация к описанию республиканского Рима. Они, наверное, могли бы дать Плутарху материал для еще одной главы «Сравнительных жизнеописаний». Две книги вместе — почти обязательное чтение по истории Рима.

Friday, September 5, 2014

Волонтеры атомной фиесты. Александр Розов

Вдогонку к предыдущему посту добавлю впечатления еще от одной книги Розова. С удовольствием почитал «Волонтеров атомной фиесты». Почитал, но не прочитал. За сто пятьдесят страниц до конца интерес к событиям полностью потерялся и мне было абсолютно наплевать, что будет дальше. По поводу литературных талантов (точнее, их отсутствия) Розова должен внести коррективы. Если раньше он пользовался одним-единственным средством оживить речь своих персонажей и придать им индивидуальность — они все изъяснялись на тюремном арго: «По ходу, его по любым понятиям гасить надо!» — то сейчас он освоил еще один инструмент, простой незавуалированный мат. Очень жаль, что такой бездарный писатель на нынешний день оказывается нашим лучшим фантастом. Или единственным? У нас хоть кто-нибудь еще пишет фантастику? Не космические оперы, не фэнтези, не альтернативную историю, не пропопаданцев, а фантастику?