/* Google analytics */

Sunday, January 24, 2010

Дьюи. Кот из библиотеки, который потряс весь мир. Майрон, Вики

Перед тем, как приступить к «Дьюи», я брался за две книги: «Новые крестоносцы» Олега Вишневецкого (видимо, завсегдатая военно-исторических форумов) и «Крыло Люцифера» Тома Мартина (видимо, почитателя и завистника Дэна Брауна). Обе с первых же страниц произвели впечатление жутких графоманских бредней и выброшены прочь.

Документальная повесть, написанная директором захолустной городской библиотеки из глуши Айовы. Даже не райцентр, по-нашему. Она рассказывает о том, как году в восемьдесят восьмом к ним в ящик для возврата книг подбросили крохотного котенка. Как они, библиотекари, уговаривали библиотечный совет (просто группа горожан, которые не возражали, когда мэр попросил их присматривать за библиотекой) разрешить им оставить котенка. Как жители города полюбили кота и стали чаще появляться в библиотеке. Как кот стал лицом библиотеки и прославился во всей Америке и в других странах.

Вот такая вот книжка стала мировым бестселлером, и по ней даже собираются снимать фильм с Мэрил Стрип в главной роли (библиотекарши, а не кота, конечно). Я когда-то несколько лет проработал в библиотеке, и мне до сих пор нравится считать себя немножко библиотекарем, поэтому мне было любопытно читать «Дьюи». Но вот что понравилось всем остальным?

Книга получилась предсказуемо сентиментальной. Ну, сами подумайте, директорша деревенской библиотеки с неудачной личной жизнью подбирает хорошенького замерзающего котенка. Вот именно. И все-таки я это не главное. Майрон писала о коте, а написала о своем крохотном городе, где живут и даже выживают совсем не богатые люди, о своем кукурузном штате, который на девяносто процентов состоит из полей, о своей стране, которая ничем особенным не отличается от прочих. Она рассказала и о кризисе восьмидесятых, когда американские фермеры разорялись один за другим и оставались без средств к существованию, и о том, как работает самоуправление в таких американских городишках, как работает их экономика. Нашлось место и для краткого рассказа об истории американской глубинки начиная с тридцатых годов.

Вот за эти рассказы книгу читать все-таки стоит. Она очень много говорит о стране и людях, в ней живущих. Впрочем, мне попалась и другая рецензия, в которой одна читательница, надо полагать, большая любительница кошек, хвалит книгу, но сожалеет о большом количестве «воды», текста, не относящегося к коту. Каждому свое.

Здесь курят. Бакли, Кристофер

История профессионального проныры-рекламщика, работающего на табачные компании США. Работа его состоит в противодействии антитабачным законам и кампаниям. Отлично зная о том, что он лжет, он все-таки убеждает читателей и радиослушателей в том, что курение безвредно. После некоторых происшествий в детективном духе он все-таки меняет лагерь.

Мне, как человеку с недавних пор некурящему, читать было любопытно, но, пожалуй, не брось я курить, вряд ли бы вообще взялся за эту книгу. Стиль Бакли чем-то напоминает Хейли, что-то вроде «Менял», но в этой книге чуть больше сатиры, утрирования, чем у Хейли, и это вредит правдоподобию. Да и сам сюжет, в общем-то, несколько хромает с точки зрения убедительности. Я всегда скептически относился к убеждению, что реклама и PR могут все (см. фильм «Плутовство», например). А здесь именно на рекламщиков возлагается вся вина и за распространение курения, и за вред от него. Вроде бы, производителям сигарет простительно, они же производители сигарет, а вот у рекламщиков должна заговорить совесть и ответственность перед обществом. Собственно, как раз об ответственности (точнее, безответственности) бизнеса как раз книга и написана. Написана коряво и неубедительно, но и на том спасибо.

Последний кольценосец. Еськов, Кирилл

Трилогию Толкина я в свое время даже перечитывал пару раз и, в целом, ничего против нее не имею. А вот среди ее продолжений я не встречал ни одного, заслуживающего хоть одного доброго слова. На «Последнего кольценосца» я еще возлагал некоторые надежды, поскольку прочитал в какой-то рецензии, что Еськов, мол, соединил «Властелина колец» с современным рационализмом. Я-то уж вообразил себе, что там будет нечто вроде инопланетян (с Земли?), прилетевших и застрявших в Средиземье. Оказалось, что это просто шпионский детектив, боевик, в котором Мордор, находящийся примерно на уровне нашего двадцатого века, воюет с дикими племенами людей-северян, перемешанными с такими же дикими эльфами, носителями магии, противостоящими цивилизации в лице Мордора. Развитие сюжета показалось мне неправдоподобным, а характеры – плоскими.

Не скажу, что я вообще не люблю шпионские детективы, но редко какой из них приходится мне по душе. Этот не пришелся. Это было очень скучно.

Thursday, January 7, 2010

Дикое золото. Бушков, Александр; Весь мир театр. Акунин, Борис

Эти две книги я объединил вместе по нескольким причинам. Во-первых, обе они – детективы. Во-вторых, действие в обеих происходит в конце XIX-начале XX века. Есть и в-третьих, но об этом чуть позже.

Сначала я взялся за Бушкова. В свое время мне очень понравились его фантастические повести: «Дождь над океаном», «Великолепные гепарды», «Господа альбатросы», «Дети тумана» и несколько других, в основном входящих в один цикл о некоей Международной Службе Безопасности. Потом я начал читать цикл о Свароге и на протяжении четырех-пяти томов получал удовольствие от фантазии автора, придумавшей такие занятные приключения в таком занятном мире. Мало-помалу интерес начал падать и где-то на седьмой-восьмой книге я плюнул на похождения майора-десантника. Потом я еще заглянул в его боевики, но они у меня совсем не пошли.

Потом с Бушковым, к моему большому огорчению, что-то произошло. Не знаю, впрочем, когда это произошло, может быть и задолго до того, как я это заметил. Меня и раньше смущали некоторые моменты. Во-первых, мне были крайне неприятны его выпады в адрес любимых мной Стругацких. Это при том, что некоторые сюжеты он у них просто позаимствовал (например, «Великолепные гепарды» очень похожи на «Гадких лебедей»). Во-вторых, у Бушкова стала все ярче проявляться черта, свойственная дешевым графоманам: обязательное наличие героя-спецназовца, тщательно скрывающего свой высочайший интеллектуальный уровень, перед которым лопаются от зависти мелкие пакостные интеллигентишки. В-третьих... В общем, если вы зайдете на его сайт shantarsk.ru, то на первой же странице прочитаете такой текст:

Александр Бушков - самый яркий и самобытный автор современности. Он - один из самых читаемых в России писателей. На сегодняшний день общий тираж его книг превысил 17 млн экземпляров. Бушкова называют и "королем русского детективного боевика" и "объективным фантастом", и "российским Конан Дойлем". Его произведения "Россия, которой не было" и "Д'Артаньян, гвардеец кардинала", основанные на документальных источниках, до сих пор вызывают самые жаркие споры среди историков.

Критики называют Александра Бушкова автором, обладающим собственным мировоззрением и создающим эффекты объемного звучания и изображения. Каждое его произведение - это выверенный, безупречный, даже с точки зрения "высокой литературы" стиль, нетривиальные сюжетные ходы и энциклопедические познания автора.

Ни больше, ни меньше. Я очень расстроился за автора, потому что, как мне кажется, здоровый человек на своем сайте не потерпит такой постыдного хвалебного вранья, даже если он не сам это писал.

Я не хочу плохо писать про беднягу, мне его очень жаль, и я искренне надеялся, что в его исторических детективах сюжет так же хорош (пусть и вторичен), как в ранней фантастике, но вот попробовал и был глубоко разочарован. На середине я изнемог, бросил книгу и взялся за Акунина.

Последние книги Акунина мне как-то не очень по душе. В этом году я прочел посредственную «Сокола и Ласточку» и повесть «Ф. М.», произведшую на меня в высшей степени неприятное впечатление. Но эрастопетровичевский цикл мне нравится, кое-что я даже перечитывал, поэтому выход новой книги «Весь мир театр» меня было обнадежил. Как выяснилось, напрасно. Классический фандоринский сюжет, с убийством и расследованием, завязался только ближе к середине книги. То, что происходило до этого, вряд ли можно как-то пересказать. Так, аморфное повествование ни о чем.

Кстати, любопытно, что и у Акунина проявилось это свойственное графоманам презрение к интеллигентам. Впрочем, подозреваю, что интеллигент Чхартишвили просто вложил в уста Фандорина то, что хотели бы прочитать – нет, не читатели – покупатели...

В общем, получилось так, что еще одной чертой, объединившей эти две книги, стало то, что обе их я бросил на середине. По два балла каждому, плюс по баллу за предыдущие заслуги.

Tuesday, January 5, 2010

Странный генерал. Коряков, Олег

В целом довольно обычная средняя советская исторически-приключенческая повесть. Двое рабочих с Урала отправляются за золотом в Южную Африку и попадают прямиком на вторую англо-бурскую войну. Помогают бурам, как и другие русские волонтеры, сражаются с англичанами и так далее. Встречаются, между прочим, с Черчиллем и даже берут его в плен, из которого тот, впрочем, благополучно сбегает. Один из этих двух друзей погибает, а второй становится марксистом и возвращается в Россию делать революцию. Впрочем, он тоже гибнет.

Кстати, напомню, что именно тогда происходили и события, описанные в документальной книге Ганса Шомбургка «Дикая Африка». Вообще-то, автор намекает на то, что сюжет «Странного генерала» тоже не вымышлен:

Летом 1954 года ко мне пришел житель города Березовского Александр Семенович Мякишев и рассказал, что из рук покойного А. Н. Пятницкого, известного на Урале журналиста и краеведа, получил в свое время тетрадочку с дневниковыми записями участника англо-бурской войны П. Н. Ковалева, обнаруженную в делах бывшего жандармского управления. Переписав дневник, тетрадочку эту А. С. Мякишев вернул А. Н. Пятницкому, а тот будто бы сдал ее в государственный архив.

На основе этого дневника А. С. Мякишев написал и в 1955 году опубликовал в альманахе «Боевые ребята» нечто вроде повести «Путешествие в Африку» в литературной обработке Н. Катковой. В этом небольшом, на двадцати пяти страницах, произведении англо-бурской войне было отведено лишь полторы страницы.

Я искал подлинник дневника Ковалева. Ни в личных бумагах А. Н. Пятницкого, ни в архивах обнаружить его не удалось. Однако интерес к этому делу у меня не исчезал.

Изучая историю англо-бурской войны и участия в ней русских, я пришел к убеждению, что рассказанное А. С. Мякишевым вполне могло быть. Эта убежденность превратила для меня возможное в реальное.

Так родился «Странный генерал». И сейчас мне уже трудно сказать, выдумка ли он или был в действительности. Я только знаю, что описанное мной – историческая правда.

Если так, то вполне возможно, что наши ребята и с Шомбургком встречались. Ну, если и не они, то кто-то на них очень похожий, ведь русских на той войне было очень немало, помните знаменитую песенку «Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне»? Или менее известную, но отмеченную в литературе (в замечательной «Апсны – страна души» Евгения Астахова) «Люлю, купи мне пушку и барабан, я поеду к бурам бить англичан»? И популярность буссенаровского «Капитана Сорви-Головы» в России тоже выросла не на пустом месте.

Из Паустовского:

Даже киевские шарманщики, игравшие до тех пор только "Разлуку", начали играть новую песню: "Трансваль, Трансваль, страна моя, ты вся горишь в огне". За это мы отдавали им пятаки, припрятанные на мороженое

А вот из Виктора Шкловского:

Буров знали все.

Знали цилиндр президента Крюгера, и сейчас я помню фамилию бурского генерала Девета и узнал бы его по портрету.

Понимали, что англичане в Африке обижают крестьян, но у тех есть ружья и они отстреливаются.

Улица пела песню:

Трансваль, Трансваль, страна моя! Ты вся горишь в огне.

Песня населяла темные дворы и не была забыта. Она воскресла в годы революции и попала в стихи Маяковского.

Вот и сейчас помню строку:

А младший сын в пятнадцать лет Просился на войну…

Старая песня умирала и перед концом своим вспыхнула еще раз.

Автор статьи «Эта старая-старая песня» Давидсон писал, что эту песню пели и во время Гражданской войны со словами «Сибирь, Сибирь, страна моя...»

В общем-то, можно понять, почему весь мир, включая не только русских, но и французов, канадцев, американцев, симпатизировал бурам, почему добровольцы из этих стран ехали в Южную Африку «бить англичан» – все-таки такие маленькие буры против таких сильных англичан. В России огоньку подбрасывала официальная пропаганда, разжигавшая англофобию и нахваливавшая буров примерно так:

Прямые религиозные фермеры, решившие своей кровью отстоять свободу отечества, всегда будут ближе сердцу Святой Руси, чем наш исконный враг — холодная и эгоистичная Англия. По своей глубокой вере и Бога буры нам родные братья.[1]

И все же именно «маленькие буры» придумали слово апартеид, именно они (правда, совместно со своими бывшими врагами-англичанами) построили ту ЮАР, с которой весь мир отказался иметь дело. При всем уважении к русским волонтерам, отправившимся к бурам, им стоило бы поосторожнее относиться к массовым патриотическим порывам.

Любопытнейшие статьи о русских волонтерах на тех войнах можно найти здесь.

Monday, January 4, 2010

«Старик». Трифонов, Юрий

Кавычки в названии стоят не по прихоти издателя, а потому что так решил Трифонов: именно в кавычках. Почему так, понять нелегко. Я предполагаю, что дело вот в чем. Одна из главных тем книги – старость, возраст и память. А особенность книги в разговоре на эту тему – относительность старости. Стариками у Трифонова оказываются люди разного возраста, даже сорокасемилетние («Да ведь был стариком! Сорок семь»). Вот потому-то и кавычки – «старик» есть не возраст, а что-то субъективное, меняющееся.

Вторая тема книги, конечно, история. Революция, гражданская война, расказачивание. «Старик» вышел в 1978 году и мне было бы чертовски любопытно прочесть эту книгу глазами человека, живущего в семьдесят восьмом. С точки зрения современного человека описание гражданской войны в «Старике» – это приговор большевикам. Вот, скажем, на первых же страницах компания большевиков решает, как быть с заложниками:

Если б были своевременно истреблены контрреволюционеры в Старосельской, там не погиб бы товарищ Франц, австрийский коммунист, и не возникло бы такое положение, как теперь. Шура пытается возразить: бывает непросто разобрать, кто контрреволюционер, а кто нет, кто на сорок процентов поддерживает революцию, на сорок пять сомневается, а на пятнадцать страшится… Тут он пародирует Орлика… Каждый случай должен тщательно проверяться, ведь дело идет о судьбе людей… Но Шигонцев и Браславский в два голоса: дело идет о судьбе революции! Вы знаете, для чего учрежден революционный суд? Для наказания врагов народа, а не для сомнений и разбирательств. Дантон сказал во время суда над Людовиком: «Мы не станем его судить, мы его убьем!» А «Закон о подозрениях», принятый Конвентом? Подозрительными считались те из бывших дворян, кто не проявлял непрестанной преданности революции. Не надо бояться крови! Молоко служит пропитанием для детей, а кровь есть пища для детей свободы, говорил депутат Жюльен…

Для Бычина цитаты, которыми сыплет Шигонцев, все равно что треск сучьев в лесу.

«Вот кого под корень! — трясет бумагой. — Антоновы, Семибратовы, Кухарновы, Дудаковы, они свойственники того Дудакова, учителя Слабосердова в первый черед как атаманского зятя, а он на воле гуляет, хотя я товарищу Данилову какой раз говорю…»

Или вот еще один отрывок:

Браславский отдал приказ: «Выкопать общую могилу для заложников». Казаки тою же ночью разбежались. Копать некому. Не старикам же и бабам. Я, грешным делом, думаю: в своем ли он уме? И в своем ли уме я? Ведь от такой работы ежедневной свихнешься в два счета. Нет, дело не в том, что свихнешься, а в том, что какое-то омертвение. Становишься бесчувственным, как мешок с песком. Тебя колют иглой в живое тело, а тебе ничего — игла буравит песок. То, о чем Шигонцев мечтал: ноль эмоций. Высшее состояние, которого надо достичь. Февраль девятнадцатого. Начало марта. Сырой весенний ветер разносит крики, запахи, дым, стрельбу, вой. У меня в руках список: один за то, что был с красновцами, другой за то, что там свояки, третий не хотел отдавать коня, у четвертого нашли винтовку, пятый спекулировал, шестой ругал власть, седьмой — бывший юнкер, восьмой — родственник попа... Шигонцев твердит: «Вандея! Вандея! Республика победила только потому, что не знала пощады». Я должен все это подписать махом.

Или еще. Главный герой рассуждает о том, что же привело его самого к большевикам:

Вот этого не понимаю: черные да белые, мракобесы да ангелы. И никого посередке. А посередке-то все. И от мрака, и от бесов, и от ангелов в каждом...

Ничтожная малость, подобно легкому повороту стрелки, бросает локомотив с одного пути на другой, и вместо Ростова вы попадаете в Варшаву. Я был мальчишка, опьяненный могучим временем. Нет, не хочу врать, как другие старики, путь подсказан потоком — радостно быть в потоке — и случаем, и чутьем, но вовсе не суровой математической волей. Пусть не врут! С каждым могло быть иначе.

Выходит, на какую сторону попадал человек в гражданской войне, определялось не взглядами, не политикой, а случаем. А значит, и победила не правота идеи, а опять-таки случайность. А правда о том, что тогда происходила, нужна только одному старику, который живет на даче, в кооперативе, председателем которог оказывается бывший юнкер, которого сам Старик в двадцать пятом вычистил из партии.

А какие там ностальгические воспоминания о дореволюционной зиме четырнадцатого-пятнадцатого годов: с поездкой к леснику-финну, домик с развешанными вокруг цветными ледяными фигурками, лыжные прогулки и санные покатушки... И, между прочим, это все было напечатано в СССР, что наводит на мысли, что примерно так оно все и было. А раз так, то, между прочим, и говорить о том, что в безобидной «Правдивой истории Деда Мороза» дореволюционная Россия показана недостоверно уютной и красивой, было бы вообще оскорблением для Советского Союза. Раз уж он сам против этого не возражал...

И все это, напомню, было опубликовано в 1978 году. Значит, не так все однозначно в этом тексте. Значит, как минимум, цензоры сочли эту книгу достаточно благонадежной, чтобы быть напечатанной. Вот потому-то и хочется прочесть ее в контексте давно прошедшего семьдесят восьмого и понять, о чем же писал сам Трифонов, о мелких перегибах в политике расказачивания или о том, что гражданская война была преступной? Писал он о большевистском терроре или о необходимом очистительном насилии («Да вы сознаете, что происходит в России? — спрашивает Шура. — Или мы мировую буржуазию в бараний рог, или она нас. А вы допотопными понятиями живете: „трагические события“, „месть“, „озлобление“. Тут смертный классовый бой, понятно вам?»)?

К сожалению, статьи, написанные о «Старике» в советские времена, да и после, не дают ответа на эти вопросы. Не говорят они и о том, почему же «Старик» был напечатан, а, например, «В круге первом» – нет. Опять-таки чистая случайность? Или просто Трифонов успел заработать себе положительную репутацию книгами вроде «Нетерпения» и «Студентов» («Теперь из романа “Студенты”, которым набита целая полка в моем шкафу, я не могу прочесть ни строки», говорил Трифонов в 1973)? Наверное, теперь уже и не узнать...