Третья книга из серии мемуаров о революции, Гражданской войне и ГУЛАГе.
Известно не много историй о побеге из ГУЛАГа. Две самых известных, история Славомира Равича (ссылка на английском), экранизированная в США, и история Корнелиуса Роста оказались к тому же фальшивыми. Это не значит, что и побегов было немного, бежали часто, многие даже успешно. Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ» пишет, что «за один лишь март 1930 из мест заключения РСФСР бежало 1328 человек». В статье В. Хеделера «Сопротивление в ГУЛАГе. Бунт, восстание, побег» приводится табличка с количеством побегов по годам, с 1930 по 1960: 1934 год — 83490, 1935 год — 67493, 1936 год — 58313... Впрочем, таблица Хеделера далеко не полна. В ней в графе «не пойманы» до 1950 года стоит прочерк, в то время как за 1932 год должна стоять по крайней мере единица. Этой единицей был Владимир Вячеславович Чернавин.
Чернавин писал эту книгу не в старости, когда можно спокойно окинуть взглядом прожитое и задуматься над смыслом пройденного пути, а по горячим следам, только что спасшись из ГУЛАГа. Еще в заключении он дал себе слово, если побег удастся, рассказать всему миру о том, чему он был свидетелем. Название английского издания книги — “I Speak For The Silent”, «Я говорю за тех, кто молчит». Владимир Чернавин был убежден, что, узнав о том, что происходит в советских концлагерях, люди всего мира ужаснутся и, может быть, даже помогут спасти тех, кто там сидит. Не помогли. И все-таки совесть автора чиста. Он рассказал все. Задолго до Солженицына, не располагая ни временем, ни материалами, которые были у Александра Исаевича, он написал фундаментальное исследование советской системы.
Он начал рассказ со своей работы в государственном «Севгосрыбтресте», с описания того, что он и его коллеги сделали для страны. За пять лет, с 1924 по 1929 год, они провели исследовательские работы, внедрили новые способы лова рыбы и увеличили улов с 9 тысяч тонн в год до 40 тысяч тонн, в четыре с половиной раза. А потом им дали пятилетний план (который нужно было выполнить в четыре года) — довести улов до 1,500 тысяч тонн в год. В сорок раз. И никого не волновало, что не хватает траулеров, что не хватает портовых сооружений, мощности завода, пропускной способности железной дороги, да просто рабочих рук. План был невыполним, а значит, неизбежно начались бы поиски виновных. Об этом процессе Чернавин тоже рассказывает на множестве примеров. Кстати, есть там замечательная фраза, когда коммунист отметает попытки объяснить, почему выполнить план нельзя: «Товарищи, эти разговорчики являются ничем иным, как объективными причинами, что я прямо заявляю, невзирая на лица. А объективные причины, товарищи, — это, безусловно, худший из видов правого оппортунизма на практике».
Затем он переходит к экономической политике (или политической экономике) первых пятилеток. ГПУ было экономически самостоятельным учреждением, которое принимало участие, например, в тендерах на выполнение тех или иных работ. А поскольку оно располагало большим количеством невероятно дешевой рабочей силы, оно могло предложить низкие цены на любые виды работ. Если же кто-то отказывался от их услуг, он рисковал и сам попасть в лагерь, ведь, выбирая более дорогое предложение другого предприятия, он «разбазаривал» народные средства. Еще одним источником дохода ГПУ был прокат рабов. Ну, рабы понятно откуда, но вместо их продажи они сдавали их внаем. Беспроигрышное дело: зарплату платить не нужно, работать они могут по 16 часов в день, да еще будут стараться, чтобы их не отправили назад в лагерь.
Когда пятилетка действительно провалилась, виновники нашлись сразу — вредители. В «Севгосрыбтресте» ими стали беспартийные руководители и специалисты, в том числе и Чернавин. С этого момента он становится особенно педантичен. Он подробно описывает судьбу своих коллег, анализирует то, что публиковали в газетах под видом их признаний, свое пребывание в тюрьме, допросы, поведение и психологию следователя, пересказывает истории сокамерников, среди которых были в том числе и крупные ученые, сидевшие по «академическому» делу (то самое, академиков Платонова, Тарле, Лихачева и других).
Третья часть — концлагерь. С лагерем Чернавину, если можно так выразиться, повезло. Повезло в том смысле, что именно в тридцатом году сильно смягчился режим содержания заключенных. Чернавин предполагал, что это связано с тем, что информация о лагерях попала за границу, в частности, благодаря удачному побегу студента Малышева («Нежелательная для ГПУ огласка условий лагерной жизни уже проникла за границу в 1929 и 1930 годах. Особенно много неприятностей наделали данные под присягой показания студента-медика Малышева, бежавшего из Соловецкого лагеря». Если у кого-то из читающих есть информация о Малышеве, дайте знать, пожалуйста).
Прошло какое-то время, и Чернавин, как ценный специалист, был направлен в рыбопромышленно отделение лагеря (не забываем, лагерь должен приносить прибыль!) Это был шанс. Ему пришлось тщательно придумать себе работу, которая позволила бы одному довольно долгое время проводить в исследовательских поездках. Специально для этого он придумал рацпредложения, внедрять которые в рыболовецких совхозах его и отправили. Благодаря успехам в работе он был на хорошем счету у лагерного начальства, и ему позволили свидания с женой и сыном. Во время свидания они условились о месте и времени встречи. Чернавин постарался выбрать место по возможности ближе к финской границе.
Как ни странно, на этом моменте книга Чернавина заканчивается. Во-первых, главную свою задачу он решил, он уже рассказал миру о советских лагерях и их вынужденных обитателях. А во-вторых, с этого момента книгу продолжила его жена, Татьяна. Ее тоже арестовывали, но не столько за какие-то прегрешения, сколько для психологического давления на мужа. Через несколько месяцев ее выпустили, как раз когда дело Чернавина закрыли и его отправили на Соловки. И, наконец, она пишет о поездке на то самое свидание с мужем и о побеге. Тут психологический триллер заканчивается, и начинается просто экшн.
Они рассчитывали дойти до финской границы за три-четыре дня, но шли восемь дней. Они не знали, в Финляндии они уже, или еще в Советском Союзе. Когда они решили, что уже в Финляндии, обрадовались и на радостях наконец-то развели нормальный костер, они были еще в СССР. Если бы вдруг в этот момент к ним вышли советские пограничники, это была бы катастрофа. К счастью, они шли незамеченными еще несколько дней, действительно перешли границу и вышли к непроходимым болотам. Чернавин оставил жену и сына и ушел искать людей. Чудом уцелел и пришел назад с финскими пограничниками. Это было спасение для всей семьи.
Вот такая история. Прочитав ее, я несколько дней молчал, потому что все это нужно было обдумать. Книга не очень толстая, она далека от энциклопедичного «Архипелага ГУЛАГ» по объему информации, но, господи, до чего мерзкий холодок бежит по позвоночнику, когда читаешь сцены допросов... Какое ощущение разбитости и смертельной усталости охватывает после соловецких историй... И какое счастье, когда в конце концов вся семья в целости и сохранности выбирается из этого большого советского концлагеря.
Я много раз перечитывал «Волю к жизни» Джека Лондона. Когда мне было лет 12-13, я и не думал, что можно вести себя иначе. Конечно, нужно бороться до конца! А потом, когда я вырос, я часто задумывался, а что бы случилось со мной? Смогу ли выжить любой ценой, заставить себя жить? О том же самом я думал, когда дочитывал «Записки вредителя». Понятия не имею, что я выбрал бы — попробовал сбежать, спровоцировал бы их на убийство или попытался бы еще и прихватить кого-нибудь с собой? Если бы я к тому времени прочитал Чернавина, то, пожалуй, все-таки попробовал бы бежать. Выходит, что книга, при всей своей мрачности, вдохновляет на жизнь. А это, черт возьми, правильно.
PS: Как хорошо, что есть люди, которые этим занимаются: http://www.solovki.ca.
PPS: Биография Владимира Вячеславовича Чернавина.
Как раз читаю сейчас эту книгу. Холод по телу, вы правы.
ReplyDeleteЭта книга, но еще в большей степени книга жены вызывает только два чувства: омерзения и ненависти к СССР, советской власти и коммунистам.
ReplyDeleteпосле таких книг хочется ликвидировать всех коммунистов и нацболов
ReplyDeleteА еще русских и велосипедистов :)
DeleteСдается мне, что политические убеждения так же мало связаны с любовью к расстрелам и концлагерям, как и национальность.
Черт возьми, читаю сейчас Чернавина и спирает дыхание от слез, а я - 43-летний мужик, который повидал в жизни овердофига. Невозможно представить себе, что творилось в его душе, когда он решился на побег с женой и сыном. Ежесекундный риск стать виновником их мучительной гибели - это разрывает мою душу, а что творилось с его? По книгам Владимира и Татьяны просто обязан быть снят сериал. он и есть, но документальный, с Андреем Чернавиным, сыном Владимира Чернавина, тем самым. Это фильм BBC от 1997 года, кажется, трехсерийный, называется GULAG.
ReplyDelete