Книги о беге II

Предыдущие статьи:
Книги о беге I.

Продолжение тут:
Книги о беге III

«Born to Run» Кристофера МакДугалла и «Eat and Run» Скотта Джурека — две книги о беге, которые в чем-то друг на друга очень похожи (даже обложками! :). Обе они ставят целью донести до читателя некую Очень Важную Мысль, но обе они хороши не этим.

«Born to Run» была переведена в России и издана сразу несколькими издательствами под названием «Рожденный бежать». Очевидно, переводчики посчитали, что название относится к одному из персонажей книги, ультрамарафонцу по имени Мика Тру (вообще-то, он Майка Тру, но в такой форме его гораздо труднее найти в Яндексе :)). Мне кажется, что они ошиблись, и главный ее герой — люди как биологический вид, а потому и называться она должна «Рожденные бегать».

Автор, Кристофер МакДугалл, начинает повествование с того, что хорошо известно всем любителям бега — бег опасен. И рассказывает на своем примере:

В любом другом виде спорта, получай я травмы с такой же частотой, как в беге, меня бы посчитали безнадежным. В беге я — норма. Настоящие мутанты это те бегуны, которые не получают травм. До восьми бегунов из десяти получают травмы ежегодно. Независимо от того, худой бегун или толстый, быстрый или медленный, чемпион по марафону или воскресный джоггер — все они имеют равные шансы повредить свои колени, голени, сухожилия, бедра или пятки. Когда вы выходите на старт забега в день благодарения (конец ноября), посмотрите на соседей слева и справа. По статистике, только один из вас будет в состоянии выйти на соревнования на рождество.

По словам МакДугалла, усилия обувных фирм остались бесплодными:

У спортивных обувных компаний была четверть века на то, чтобы усовершенствовать дизайн. Рассуждая логически, частота травм должна бы сейчас падать. В конце концов, Адидас выпустил 250-долларовые кроссовки с микропроцессором в подошве, который при каждом шаге адаптирует амортизационные свойства подошвы. Асикс потратил три миллиона долларов и восемь лет (втрое больше, чем ушло у Манхеттенского проекта на создание первой атомной бомбы) на создание потрясающей модели Кинсей, кроссовок с «гелевыми подушечками в передней части стопы, расположенными под точно подобранными углами» и с «неограниченно адаптивным компонентом пятки, который изолирует и поглощает ударные воздействия, уменьшая пронацию и придавая дополнительное ускорение». Это очень дорого для беговой обуви, которую ты все равно выкинешь в помойку месяца через три, но по крайней мере ты не будешь в ней хромать, верно? Извините, нет. «С тех пор, как в конце семидесятых провели первые настоящие исследования, жалобы на ахилловы сухожилия участились на 10%, а заболеваемость подошвенным фасциитом осталась на прежнем уровне», — говорит доктор Стивен Прибут, специалист по беговым травмам и бывший президент Американской академии спортивной подиатрии. «Технические достижения последних тридцати лет поразительны, — добавляет доктор Айрин Дэвис. — Мы стали свидетелями множества удивительных инноваций по части поддержки стопы и амортизации. И все же ни одно средство не смогло избавить нас от травм». Фактически, нет никаких оснований считать, что беговая обувь хоть как-то помогла нам в предотвращении травм. В работе 2008 года, опубликованной в Британском журнале спортивной медицины, доктор Крейг Ричардс из университета Ньюкастла в Австралии пришел к выводу, что не существует ни единого исследования, которое продемонстрировало бы, что беговая обувь уменьшает вероятность травм. Это было удивительное откровение. Доктор Ричардс был так поражен тем, что многомиллиардная индустрия, казалось, была построена на пустых обещаниях и подмене действительного желаемым, что он бросил ей вызов — готова ли хоть одна компания, выпускающая беговую обувь, заявить публично, что выпускаемая ими обувь для бега на длинные дистанции действительно уменьшает риск травм опорно-двигательного аппарата? Готова ли хоть одна из этих компаний заявить, что выпускаемая ими обувь способствует увеличению эффективности бега на длинные дистанции? Если они готовы сделать такие заявления, на какие исследования они опираются? Доктор Ричардс долго ждал и даже сам отправлял запросы производителям спортивной обуви, но ответом было молчание. Итак, если беговая обувь не делает вас быстрее и не спасает вас от травм, то за что вы платите? В чем преимущества всех этих микрочипов, воздушных амортизаторов, торсионных устройств и прочего?

Не пугайтесь! Автор нашел спасительный рецепт, который убережет нас от травм. Дело в том, пишет он, что человек по своему устройству — идеальный бегун на длинные дистанции. Поэтому единственное, что нам нужно для того, чтобы бегать без травм, это выкинуть все лишнее. Мы должны носить на своих ногах минимум возможного. В самом деле, попробуйте пробежаться босиком и вы почувствуете колоссальную разницу. Техника бега изменится сама собой, вы ощутите невообразимую мягкость асфальта, по которому бежите. Вы перестанете вколачивать пятки в пол, но побежите на носках, своей стопой смягчая все удары. Это будет совершенно новый бег, давно забытый и естественный. Это и есть естественный бег, к которому человек идеально адаптирован, говорит МакДугалл, и которого лишили нас разработчики беговых кроссовок.

Но кто сказал, что человек — идеальный бегун? Это еще нужно доказать. Очень Важная Мысль, заключенная в этой книге, говорит, что предок человека, много тысяч лет назад слезший с деревьев и очутившийся в африканской саванне, стал зарабатывать себе на жизнь именно бегом. Точнее, охотой преследованием. Этим неуклюжим названием автор называет легендарный способ охоты, когда охотник бежит за жертвой, пока та не устанет и не рухнет в изнеможении. Макдугалл перечисляет анатомические особенности человека, которые позволяют ему бегать часами, а то и весь день напролет — прямохождение, голая кожа, ахиллово сухожилие, большие ягодичные мышцы, вытянутые ступни с высоким сводом. Эти особенности отсутствуют у большинства животных, и поэтому они способны только к кратковременному быстрому бегу, как антилопы. Я не буду рассказывать об этом подробно, потому что эта часть книги написана очень увлекательно, в лучших традициях научно-популярной литературы, и ее лучше прочитать самостоятельно. Там даже есть рассказ свидетеля, наблюдавшего современных бушменов, которые охотятся преследованием. Этот рассказ служит доказательством того, что человек в принципе способен на такую охоту. Именно из этой части книги Макдугалла пошла мода последних лет, напрочь изменившая рынок беговой обуви — мода на минимализм. Тонкая подошва и почти полное отсутствие перепада высоты между пяткой и носком, как предполагается, должны провоцировать бегуна на «естественный» стиль бега, когда он приземляется не на пятку, а на переднюю часть стопы. А этот стиль, к которому мы приспособлены эволюцией, убережет нас от травм, вызванных постоянными ударами пятки о твердую поверхность. Макдугалл нашел целое племя идеальных бегунов, живущее в Мексике. Легендарные индейцы тараумара (или рарамури), которые славятся своим умением бегать в гости в соседние деревни, лежащие в сотне, а то и больше, километрах от дома. И вполне естественно, что бегают они не в современных кроссовках, а в самодельных сандалиях-уараче, сделанных в том самом минималистском стиле, без пятки.

Мое личное мнение состоит в том, что Макдугалл дает в целом верные советы по технике бега (но явно прегибает палку, советуя бегать босиком для того, чтобы избежать травм), хотя и дает им совершенно ложные объяснения. Его теория происхождения человечества не очень-то хорошо уживается с общепринятыми в антропологии мнениями (см. «Эволюция человека» Александра Маркова). А попытки других экспериментаторов, пытавшихся повторить опыт с охотой преследованием, практически ничего не вышло (см. Persistence Hunting Marathoners (с другой стороны, антропологи утверждают, что, мол, «бушмены и индейцы-атапаски практикуют загон копытных простым преследованием: человек бежит за зеброй/лосем, пока тот не упадёт от усталости»)). Кроме того, как знают бегуны, их способность к бегу очень недолговечна. Стоит провести один-два месяца без тренировок, как ваша спортивная форма улетучится. Вам придется начинать все почти сначала. Разве было бы это так, если бы человек был самой природой сформирован для бега? Ну, и, конечно, те самые травмы. Как сказал один мудрый товарищ на беговом форуме, «Когда бегаешь, у тебя все время что-то болит». Разве это было бы так, если бы мы были рожденными бегать? Но написано, тем не менее, невероятно интересно. А главное в том, что у этой книги есть и еще одна сторона — она представляет собой сборник легенд и баек ультрамарафонцев. В ней можно прочесть о том, как появился на свет стошестидесятикилометровый забег Ледвилл-100 или его близнец Вестерн Стейтс, истории великих ультрамарафонцев, таких как Энн Трейсон или Скотт Джурек, как они пришли в бег на длинные дистанции, как тренировались. В этой части книга просто великолепна. Обязательно читать!

Теперь вторая книга. «Ешь и беги» Скотта Джурека. Джурек — личность легендарная в ультрамарафоне. Семикратный победитель стошестидесятикилометровой гонки Western States 100, победитель труднейшего забега Hardrock Hundred Mile Endurance Run 2007 года, двукратный победитель невозможного 217-километрового забега по Долине Смерти Badwater Ultramarathon, проходящего при температурах около 50°C, трехкратный победитель 246-километрового Спартатлона — пробега от Афин до Спарты, обладатель рекорда США в суточном беге (266.01 км). И при этом интеллигентнейший человек, почетный «ботаник» с детства, хотя и вырос в глуши штата Миннесота.

Очень Важная Мысль Джурека заключается в том, что веганская диета исключительно полезна, в том числе спортсменам. Я сам вегетарианец, но на пропаганду реагирую агрессивным неприятием. Джурек, впрочем, делает это очень тактично, так что я дочитал книгу до конца, пропуская только веганские рецепты, приводимые в конце каждой главы. Думаю, что я ничего не потерял, потому что в этих рецептах все время полно какой-то незнакомой фигни, которую в нашем гастрономе не продают: нектар агавы, водоросль спирулина, мисо, семена чиа, бобы адзуки, волчья ягода, кунжутная паста, тофу и прочая экзотика. Наверное, их можно заменить и на что-то более привычное, но меня вполне устроит жареная картошка. Кроме рецептов, в конце некоторых глав Скотт дает советы по технике бега и организации тренировок. Вот они, без сомнения, очень полезны, в первую очередь для начинающих, но не только.

Ну, а самое интересное это, конечно, сама биография Джурека. И соревнования, и тренировки, и просто жизнь. Его мама долго болела рассеянным склерозом, потеряла возможность двигаться и остаток жизни провела в кресле. Скотт за ней ухаживал. Такая обычная человеческая трагедия. Отчасти из-за этого, чтобы расслабиться, он занялся спортом. Бегал на лыжах (не самый популярный спорт в США, насколько я понимаю), но особыми результатами не прославился. Потом один его приятель, куда более талантливый, Дасти Олсон (богатый наследник, воришка и парень не промах насчет марихуаны), позвал его на 80-километровый ультрамарафон Voyageur. Там Скотт, к своему удивлению, впервые обогнал Дасти, и в тот момент закончилась его карьера в беговых лыжах. Как у настоящего писателя, у Джурека в книге очень интересны люди и наблюдения над ними. Такими, например, как Дэн Проктор, Хиппи Дэн, парень, помешанный на экологически чистой жизни, у которого никогда не было ни автомобиля, ни телефона, но который в сорок пять бегал так, что молодежи оставалось только завидовать. Кстати, Джурек пишет, что в Штатах среди ультрамарафонцев много бывших хиппи и объясняет это тем, что многие из них, отказываясь от наркотиков, находили замену им в беге. Что-то у нас я о таких пока не знаю. Скотт вспоминает и Криса МакДугалла, автора «Born to Run». Неудивительно, ведь Джурек, даже будучи суперзвездой ультрамарафонов, был почти неизвестен цивилизованному миру до тех пор, пока МакДугалл не выпустил свой бестселлер. Они тогда вместе ездили в Мексику к индейцам-тараумара и к Мике Тру (МакДугаллу эта поездка и послужила основой для книги). И только выход этой книги сделал Джурека действительно знаменитым.

Мне было очень интересно читать рассказы о том, что он чувствовал во время ультрамарафонов. Я сам больше марафона не бегал, поэтому эти рассказы для меня очень экзотичны:

Я знаю, что я выбрал спорт, суть которого в длительной агонии, что я принадлежу к маленькому сообществу мужчин и женщин, в котором статус каждого является точным отражением способности переносить страдания. Галлюцинации у меня и моих коллег такое же обычное дело, как пятна от травы на форме у детей-футболистов. Стертая кожа, почерневшие ноги и обезвоживание это что-то вроде ритуала посвящения в ультрамарафонцы. Обычный марафон для нас всего лишь пролог, время подумать и прислушаться к себе. Мозоли у нас настолько обильны, что зачастую приходится вырывать ноги, чтобы облегчить боль. Один ультрамарафонец перед каждой гонкой хирургически их удалял, чтобы не делать это самому после финиша. Судороги вообще не заслуживают упоминания. Головные боли от горной болезни так же обычны, как пот и причиняют ровно столько же беспокойства (не считая смерть одного бегуна на соревнованиях в Колорадо от аневризмы мозга). Боль либо игнорируется, либо принимается как данность, либо глушится ибупрофеном, хотя это и рискованно — при сильном потоотделении избыток ибупрофена может вызвать отказ почек, что заканчивается, если вам повезет, полетом на вертолете до ближайшей больницы. Один коллега-ультрамарафонец и по совместительству врач однажды сказал мне: «Не на всякую боль обращай внимание».

Конечно, Джурек не забывает рассказать и о том, как он сначала стал вегетарианцем, а потом и вовсе веганом. Причина тут, кстати, вовсе не в жалости к зверькам, а просто желание улучшить результаты в спорте.

Мне очень понравилась книга Джурека. И по-человечески, и по-марафонски, да и, пожалуй, по-вегетариански тоже. Душевный он парень.

Афинский яд. Маргарет Дуди

Не я первый, не я последний посматриваю на времена античности с ностальгией — золотой век человечества! Даже у самого бедного землепашца было не меньше трех рабов. Поэтому и к художественной литературе, где действие происходит в Древней Греции или Риме, питаю некоторую слабость. Даже посредственная, она все-таки дает возможность там побывать. Штук пять таких книг у меня в блоге уже появлялись. Вот еще одна.

Маргарет Дуди — один из основателей жанра античного детектива и автор серии таких детективных романов об Аристотеле. На русский язык, насколько я выяснил, пока переведена только одна, шестая в серии. В общем-то, я против детективов ничего не имею. Некоторые мне даже нравятся. Например, два бесподобных романа Уилки Коллинза, рассказы о Шерлоке Холмсе, э-э-э... Еще Конан Дойль. И еще доктор Ватсон хорошо писал... Больше не вспомню, но уже немало, согласитесь.

У этой книги есть кое-какие плюсы по сравнению с другими античными романами. Мне показалось, что Дуди гораздо лучше понимает то время, о котором пишет. Она отлично знает как быт афинян, так и образ их мысли. Самое приятное, что речь идет не просто об исторически грамотном антураже, но и о том, что сам сюжет растет из древнегреческой жизни. Во многом, правда, это объясняется тем, что Дуди просто позаимствовала часть сюжета из известной легенды о суде над гетерой Фриной. Ее обвиняли в богохульстве (ну, прямо как в наши дни!), а защитник Гиперид, не сумевший убедить судей в ее невиновности, сорвал с нее одежды, спросив у судей, поднимется ли у них рука уничтожить такую красоту. В результате ее оправдали. Другая часть сюжета — более привычная для детективов история об убийстве. И хотя она тоже очень хорошо вписана в древнегреческие реалии, по увлекательности ни с Конан Дойлем, ни с доктором Ватсоном она не сравнится. Даже Аристотель, который тут выступает в роли детектива, на роль Шерлока Холмса явно не вытягивает.

В общем, добротная, но скучноватая история, где-то на пять баллов из десяти.

Грабители морей. Луи Жаколио

Не верю я в эти социальные сервисы, где люди ставят книгам оценки, а потом на основании совпадающих у двух пользоваетелй оценок делается вывод, что книги, высоко оцененные одним человеком, понравятся и второму. По-моему, здесь совершенно неверна сама предпосылка, идея о том, что если ста пятидесяти людям нравятся Стругацкие и Юлиан Семенов, то и мне, большому любителю Стругацких, должен понравится Семенов. Мне кажется, тут есть одна неочевидная подковырка. Она похожа на теорию вероятности. Как полагаете, если мы подбросили монетку девять раз и все девять раз выпадала решка, как будут соотносится вероятности выпадения орла или решки на десятом подбрасывании? Если вы думаете, что вероятность десятого выпадения решки выше, то это неверно. Любой инженер знает, что вероятность выпадения решки здесь все те же один из двух. А если вы, дорогие гости, так же, как я, любите. кроме Стругацких, еще и Лема, Джека Лондона, Брет Гарта и Шварца, это совершенно не значит, что вам понравится еще и Луи Жаколио.

Но вот Андрей все-таки точно угадал, когда принес мне почитать «Грабителей морей». Но и тут дело не в мифическом совпадении каких-нибудь читательских векторов, а просто уж такая книжка :). Понимаете, она так классно издана, что устоять невозможно! Это в 1992 году Нижне-Волжское книжное издательство в Волгограде так постаралось (перевод Е. Киселева, еще дореволюционный, художник — В. Коваль). Мне и раньше попадались несколько книг, изданных так же щедро. Помню, например, книгу Мелвилла «Энкантадас, или Очарованные острова», изданную «Мыслью» в 1979 году. В ней тоже нет границы между текстом и иллюстрациями, текст в одном месте наезжает на фон картинки, а в другом, наоборот, фигурно уступает место рисунку. Рисунки не так, чтобы уж исключительно реалистичные, но очень выразительные, впечатляющие. А уж те, на которых появляются парусные корабли, еще и очень детальные и точные.

Сюжет тоже такой, знаете, густо замешанный, махровый такой сюжет. С пиратами, с викингами, с сокровищами, но в то же время и с жюльверновскими экспедициями, таинственными невидимыми островами... А я ведь против жюльверновства устоять не могу, сразу коленки подкашиваются. Его тут не очень много, но что-то действительно есть. А бо́льшая часть книги все-таки про пиратов. Ну, тут тоже автор себя не ограничивал :)

Вообще-то, я хоть и много слышал о Жаколио, раньше его не читал. А ведь в Википедии прямо написано: «Для автора были характерны два типа романов: приключенческий роман («Грабители морей»), и романы, изобилующие научно-популярными сведениями, иногда почти не связанные с ходом действия (трилогия «Берег слоновой кости», «Берег черного дерева», «Песчаный город»)».

Пожалуй, стоит его еще почитать. Вот все-таки никогда мне не понять, чем руководствовалась советская цензура, убежденная, что Жаколио — писатель, социально вредный. Невменяемые они, честное слово. Ну, единственное, что могу предположить, это из-за его пристрастий к ненаучным байкам, вроде Лемурии и Атлантиды. Вообще-то, в «Грабителях морей» он тоже этим делом отметился, у него там упоминается легенда о существовании теплого моря посреди Ледовитого океана, на которое улетают зимовать перелетные птицы (если помните, то же обоснование использовал Обручев в «Земле Санникова»).

Если говорить о чисто приключенческой линии сюжета, то с этим тоже все в порядке, разнообразненько. Может быть, немножко бульварно, но после того, как я расхваливал здесь «Приключения Лейхтвейса», не мне автора в этом упрекать :). Ну и что, что погибшие герои появляются снова с криками: «А-а, вы думали, что от меня избавились»?! Зато немногие выжившие удачливы, как триста чертей.

В общем, если найдете это самое волгоградское издание, имеет смысл его почитать, просто чтобы вникнуть в иллюстрации. Если не найдете, но вам будет нечего делать, то вполне есть смысл скачать электронную версию и почитать. Нормально.

Антология современного анархизма и левого радикализма. Том 1. А. Цветков

Продолжаем баловаться деликатесами с душком. То был марксизм, а теперь левый радикализм. Очень характерное предисловие, начинающееся со слов: «Книга - тоже орудие пролетариата: если этим увесистым (1 кг. 125 гр.) почти 1000-страничным томом прицельно запустить в преследующего тебя карабинера, то можно уйти от преследования». При чем здесь карабинеры, почему не милиционеры? А просто слово красивое. И в этом вся эта толстая (1 кг. 125 гр.) книга. Она вся полна красивых слов. «Смысл истории», «творение реальности», «экзистенциальная утопия», «вербализуемая конвенция» и «революционное откровение» — эта муть встречается уже на первых страницах предисловия и потом уже не кончается.

В книге полтора десятка авторов, и я рассчитывал найти среди них хотя бы одного, кто умел бы излагать свои мысли по-инженерски, структурированно: «4, 6, 11, откуда следует 22; 5, 9, ergo 22; 3, 7, 2, 11, из чего опять же получается 22». Черта с два. Я хотел бы найти, наконец, конструктивный подход к анархизму, а у них, извините за выражение, поэзия.

Иными словами, тексты, собранные в этой книге, описывают не политическое учение, а эстетическое направление. Ну, всякие там театры на улице, спонтанное вовлечение, эстетика насилия, хеппенинги, театр жестокости Антонена Арто... Иногда у меня складывается впечатление, что российский анархизм почти полностью сводится к эстетике.

Единственное, кажется, исключение из числа этих токующих глухарей — Ноам Хомский, пишущий четко и убедительно. К сожалению, конструктивности не хватает и ему. Помню, как я обрадовался, увидев его книгу «Государство будущего». Я думал, он сейчас расскажет нам о правильном обществе, но я забыл, что он анархист, и слово «государство» для него ни с чем хорошим не связано, и в этой книге он в очередной раз печалился о том, как страшно жить.

Не могу исключать, правда, еще одного варианта. Возможно, что составитель антологии подбирал отрывки по своим критериям, в число которых явно не входила четкость изложения. Не могу не вспомнить историю, когда он, составитель, выступал на лекции Полит.ру по теме «Левые в России и левая повестка дня». Резюме, подведенное одним из слушателей после лекции, идеально подходит к «Антологии современного анархизма»:

На библиографическое сообщение Алексея Цветкова содержательно реагировать, кажется, нет смысла.

И, кстати, на заметку переводчику. Theognys это не Теогнис, а Феогнид, поэт такой греческий.

ЗЫ: Картинку с обложкой ставить не буду, она мне не нравится.

Спартанец. Валерио Манфреди

Манфреди — достаточно популярный автор в кругах любителей древнегреческой истории, насколько я понимаю. На их мнение, выгугленное мной перед прочтением, я очень полагался. Как всегда, выяснилось, что чужая душа потемки, а чужие рекомендации выеденного яйца не стоят. «Спартанец» — достаточно крепко сбитый боевичок, с батальными сценами, единоборствами, кровью и всем таким прочим, которое на любителя. Насчет исторических реалий там, мне кажется, все более-менее терпимо. Правда, реалии по большей части военно-исторические, а в них я вообще плохо разбираюсь. Во всяком случае, ляпов я не заметил. Но вот психологические образы мне показались не очень убедительными. Нет, я, конечно, не претендую на знание настоящей тогдашней психологии, но смотрите. Сюжет построен на том, что мальчик, выросший среди илотов, воспитанный ими как будущий вождь, много раз пострадавший от преследований спартанцев, вдруг узнает, что по происхождению он спартанец. Он вдруг забывает о всех бедах, которые причинила ему Спарта, и становится нормальным спартанским воином. Как-то очень резко меняет он сторону. Потом он долгие годы служит то наемником, то дипломатом, пока ни с того, ни с сего не возвращается вдруг к илотам, чтобы возглавить их восстание. Все эти повороты сюжета показались мне не слишком оправданными. И уж наверняка скучноватыми :)

К тому же в книге слишком много войны, на мой вкус. Мне всегда было интереснее читать о повседневной жизни и культуре. Вон, тот же «Факел» Пенфилда, уж на что простенький, а читался легче и интереснее. На Манфреди больше времени тратить не буду.

Собаки и демоны. Алекс Керр

Книга Алекса Керра о Японии «Собаки и демоны» почему-то приобрела определенную популярность в русскоязычном интернете (каноническая рецензия тут). Возможно, потому что Япония в книге Керра похожа на Россию: бюрократия, коррупция, застой во всех областях... Это пугает, потому что пример Японии говорит, что застой может продолжаться неопределенно долго. Во всяком случае, десятками лет.

Но если вдуматься в аргументы Керра, то возникает подозрение, что не так уж страшен черт, как его малюют. В первых главах, говоря об экономике и политике, он еще убедителен (список убедительных доказательств загнивания Японии см. в рецензии, ссылка выше) . Потом, переходя к застою в искусстве и культуре, он обвиняет японцев, по сути дела, в том, что они не соответствуют его личному идеалу японскости. Ах, всплескивает он руками, японцы перестали использовать натуральный бамбук и камень, променяв их на дешевый пластик и алюминий. Кроме дешевизны, кажется, других недостатков пластика он не упоминает. А почему бы, собственно, и нет? Разве японцы обязаны всю жизнь соответствовать стереотипам, сложившимся в остальном мире? Или, например, Керр пишет об упадке японского кино. Был, мол, Куросава и еще пара титанов, не то, что нынешнее племя, неспособное ни на что, кроме Годзиллы. Правда, он упоминает и о японской мультипликации, но только для того, чтобы отмахнуться от нее как от детского жанра. То ли дело Голливуд, штампующий философские шедевры про Бэтмена и Супермена... Очень высока степень изолированности Японии от всего международного, сетует Керр. Двери в Японии закрыты для иностранца. Но он даже не задается вопросом, а действительно ли японцам от этого плохо. После этого уже хочется вернуться назад, скажем, к рассказам о том, как мухлюют японские банки при расчете суммы своих активов, и задуматься, а что такого плохого в особенностях японской бухгалтерии, особенно в свете состояния западной экономики?

Я не фанат всего японского. Я никогда не изучал японский язык и я равнодушен к манге и аниме. Впрочем, японскую литературу я очень уважаю, от Акутагавы и Эдогавы Рампо до Кобо Абэ и Мураками. И книги о Японии тоже люблю, особенно блестящие «Записки гайдзина» Вадима Смоленского. Но все-таки Япония для меня страна чуждая, в отличие от какой-нибудь Италии, например. А вот «Собаки и демоны» заставили меня испытать чувство, противоположное тому, которое, кажется, вкладывал туда автор. Я ощутил какое-то родство с японцами, уже давно живущими в тех же условиях, что и мы у себя. Таким образом, в конце концов печальная книжка о Японии оборачивается очень оптимистичной надеждой на то, что если японцы так прекрасно себя чувствуют при таком кошмарном (если верить Керру) уровне коррупции, то, может, и Россия от нее не помрет?

Если же кого-то интересует мое мнение о том, стоит ли читать эту книгу, я скажу, что нет. Мне кажется, что в этой книге много правды, которая очень густо перемешана с преувеличениями. Разумеется, преднамеренно. В определенной степени эта книга познавательна, но разбираться, где ложь, где правда, не вижу смысла. Лучше перечитать того же Смоленского. У него, по крайней мере, книга прекрасно написана с художественной точки зрения.

Факел. Уилдер Пенфилд

Простая и прямолинейная, не очень точная исторически, но все равно неплохая повесть о Гиппократе, первом известном нам враче, взявшемся лечить болезни, а не молиться об их излечении. Насколько известно из дошедших до нас копий трудов Гиппократа (стопроцентно надежных оригиналов, им подписанных, не сохранилось), он стал одним из первых рацоналистов, ищущих естественное объяснение любым явлениям. Гиппократ — еще одно доказательство утверждения, что все лучшее, что у нас есть, пришло из Древней Греции.

Автор, Уилдер Пенфилд, не профессинальный писатель, но зато профессиональный врач, поэтому книга получилась медицински достоверной, но чуть простоватой. Ничего страшного. Просто в данном случае героем является не столько сам Гиппократ, сколько абстрактный мыслитель, своим умом дошедший до простых по сути, и поэтому очень сложных для понимания истин -- что болезнь это естественный процесс, что лечить нужно болезнь, а не симптомы, что врач должен лечить любого больного, а не только платежеспособного, что руки, блин, надо мыть. К сожалению, Пенфилд мало написал, как его герой дошел до этих заключений, но книжка и так получилась неплохой.

Телевизионщики об Италии: Глускер versus Познер

Настоящий итальянец. Вадим Глускер
Их Италия. Путешествие-размышление "по сапогу". Владимир Познер.

Две очень похожие книги. Оба автора - тележурналисты, во время съемок фильмов о Италии написали еще и по книге (монетизация, так по полной программе). Обе книги включают в себя много интервью, зачастую с одними и теми же людьми. Естественно, оба побывали в одних и тех же местах, слышали одни и те же истории. В общем, побывали в одной и той же стране :)

Разница же заключается вот в в чем. То, что написал Глускер, это безмозглый концентрат из общих мест. Это унифицированное всеобщее впечатление от Италии. Футбол, мафия, пицца, Антониони, вино, Ватикан, Дольчегабана, продолжите ряд сами. Разглядеть Италию за этими штампами почти невозможно. А книга интеллигентного Познера, напротив, в высшей степени индивидуальна. Настолько, что она стала из книги о Италии книгой о Познере. Я сразу вспомнил комментарии Набокова к "Онегину" в духе: "Летний сад - парк в Петербурге. Мальчиком я часто гулял там со своей няней". За Познером Италию увидеть так же трудно, как за клише от Глускера.

Любопытно, что в одном эпизоде Глускер начисто обыгрывает Познера на его собственном интеллигентском поле. Они меняются местами, когда речь заходит о Галилее. Познер восторгается им, но историю отречения рассказывает в том же духе, в котором она изложена в детских книгах: глупые надмннные церковники, торжество мракобесия и т.д. А вот в варианте Глускера это становится зародышем сюжета для исторического романа. Галилей дружит с папой Урбаном Восьмым. И вышел у них спор о природе комет. Ученые Ватикана считали их космическими телами, а Галилей ошибочно считал их оптическими явлениями. Он написал "Диалоги" в которых участвует некий глуповатый персонаж, очень похожий на папу. Вот тут-то Галилея и потащили в суд инквизиции. Подозреваю, что Глускер и сам этого не имел в виду, но мне отчетливо представился папа, злорадно требующий от Галилея публично признать заведомую чушь, просто для того, чтобы тот не хамил государственным деятелям и помнил, что на дворе не двадцать первый век. И никакого мракобесия, простое поповское издевательство.

Возвращаясь к книге Познера, должен еще отметить оставшееся ощущение, простите, халтуры. Книга состоит наполовину из записанных интервью, на треть из почти необработанных дневников Познера и на какие-то считаные проценты из собственно самой книги: какой памятник показала ему жена его друга, какие книжки читал он в детстве, как мама говорил с ним по-французски и т.п. А когда в дневниках я вдруг неожиданно напоролся на матерок, то побрезговал дочитывать эту книгу. Если захотите почитать что-то про Италию, поищите других авторов, не телевизионщиков.

Книги о Севастополе

Грин: Алые паруса, Блистающий мир, Золотая цепь
Севастопольские маршруты. Евгений Веникеев
Севастопольский мальчик. Константин Станюкович
Осажденный Севастополь. Михаил Филиппов
Севастопольская девчонка. Валентина Фролова
Севастопольские рассказы. Лев Толстой

Как обычно перед поездкой в другой город, уезжая с семьей в отпуск в Севастополь, я постарался почитать что-нибудь для погружения в атмосферу города. Пару лет назад я был обескуражен тем, что не смог найти подходящих книг для поездки в Киев. С Севастополем, однако, все оказалось проще.

У Крапивина можно найти немало книг либо о самом Севастополе, либо о некоем другом городе (или даже Городе), в котором легко угадать все тот же Севастополь. Но если бы я взялся за Крапивина, у меня, скорее всего, уже не осталось бы времени на остальных авторов, поэтому я начал с нон-фикшн.

Насколько я понимаю, Евгений Витальевич Веникеев — один из самых известных краеведов Севастополя. Он написал 11 книг о городе и его окрестностях: «Архитектура Севастополя», «Севастополь и его окрестности», «В Севастополе 1941-1942 гг.» и другие. Я взялся читать «Севастопольские маршруты». Наверное, это не лучший выбор для первого знакомства с городом, потому что для того, чтобы разобраться в этой книге, неплохо бы представлять себе описываемые места. Наверное, надо будет еще раз перечитать главы, в которых написано о тех местах, где мы побывали, особенно о Корабельной стороне, Аполлоновке, Ушаковой балке и Инкермане. Но и после первого прочтения я уже примерно разбирался в расположении районов Севастополя, в том, что они из себя представляют и какие примечательные места и памятники в них нужно искать. Так что не зря читал, я считаю.

Кстати, таких примечательных мест в Севастополе очень много. Удивительно, насколько много старинных имен сохранилось в этом городе. Самара вдвое старше Севастополя, но в ней почти не осталось мест, связанных с событиями более, чем столетней давности. Ну, где-то началом двадцатого века можно отметить пределы городской памяти. В Севастополе же, кажется, всякое лыко в строку. Скажем, место, где в восемнадцатом веке адмирал Ушаков купил землю и разбил парк, где могли бы отдыхать нижние чины, которым не разрешалось гулять в центре города, до сих пор называется Ушаковой балкой. Или, например, то место, где в конце восемнадцатого века располагались продуктовый склад, батарея и караулка, над которыми начальствовал полковник Аполлон Гальберг, так до сих пор и зовется Аполлоновкой (есть, правда, еще версия, что в этом месте в 1975 году упала гайка с космического корабля, помните стыковку Союз-Аполлон? Обязательно посмотрите вот этот сюжет севастопольского телевидения про Аполлоновку! Прелесть! И вот этот тоже). Или Сарандинакина балка, которую так зовут еще с тех пор, как там жил Стаматиос Сарандинаки, грек по рождению, с 1770 года служивший на российском флоте, сначала на «Святом Павле», а потом командовавший кораблями «Бористен», «Григорий Богослов», «Св. Кирилл Белозерский», «Св. Андрей» и другими.

Хотя, надо заметить, в последнее время, кажется, с памятниками у севастопольцев отношения не складываются. Недавно какие-то вандалы-казаки сломали «Одуванчик доброты и детства», подарок от Москвы, углядев в нем «сатанинский оккультный антихристианский знак». А несколько лет назад, когда инициативная группа предложила поставить памятник детям-защитникам Севастополя, городское руководство выдало шедевр бюрократического идиотизма: «В советский период была традиция увековечивания подвига. В городе-герое Севастополе имеются памятники комсомольцам, медикам и другим социально-политическим и профессиональным группам. Но время показало бесперспективность такого подхода к увековечиванию подвига». А некто Казарин из городской администрации высказался афористично, по-черномырдински: «Детская проза Валентины Фроловой ничем не уступает детской прозе Крапивина и если мы при жизни хотим поставить сибирскому писателю у нас памятник, то не обижаем ли мы тем самым наших, севастопольских, совершенно не уступающих ни по масштабу таланта, ни по успешной работе, наших писателей.» Сразу вспомнилось из классики: «И насчет поэзии все четко. Пушкин там, Михалков, Корнейчук...»

Кстати, книга Валентины Фроловой тоже попала в мой список. «Севастопольская девчонка» написана в 1962 году. Возможно, она действительно неплохой писатель, раз уж в 2006 году ее наградили премией имени Крапивина, хотя в ее библиографии, честно говоря, меня смущает эволюция от «Рассказов о коммунистах» в 1985 через «Дело о сексуальном домогательстве» в 1999 и к патриотической исторической повести «Ветры Босфора» в 2006. Впрочем, не читал, поэтому помолчу. Так вот, «Севастопольская девчонка» — первая художественная книга Фроловой, поэтому обойдемся без критики. Более-менее типичная повесть о молодежи для своего времени. Сейчас читать не посоветую. В памяти осталась одна цитата: «Знаете, сколько лет этому городу? Восемнадцать лет. Нет, люди здесь жили и двести лет назад. А вот городу — всего восемнадцать. Вы видели когда-нибудь, чтобы город, — такой большой город, — весь был новый? Каждый дом в городе — новый. Новенький рубль, понятно. Новенький костюм — понятно. А когда на старой-старой земле весь город — новый — это надо понять!»

Так оно и оказалось в действительности. То есть, сейчас уже не восемнадцать лет, а без малого семьдесят, но смысл тот же — город после войны был отстроен почти заново. Центр города почти целиком выдержан в сталинском стиле — с колоннами, с балкончиками, эркерами. Очень стильно и ностальгично. Несмотря на некоторую неухоженность (а может, именно благодаря ей), этот центральный холм, где мы жили, по-домашнему уютен. А если учесть, что это наложено на очень специфический рельеф, вынудивший архитекторов раскидать дома по разным уровням, соединяя их друг с другом множеством лестниц, скрадывая перепады высоты огражденными площадками и висячими садиками, то понятно, что симпатия к городу возникает неизбежно.

Среди этих домов мы с трудом отыскали пару более старых, чудом переживших все войны, все осады, построенных еще в первой половине девятнадцатого века. На одном из них сохранилась памятная доска, сообщающая, что именно в нем в жил адмирал Владимир Алексеевич Корнилов, и именно отсюда пятого октября 1854 года он ушел на Малахов курган, где и был смертельно ранен. А эта история ведет нас к следующим книгам из списка книг о Севастополе.

Крымской войне посвящены три из них. Лучшая — «Осажденный Севастополь» Михаила Михайловича Филиппова. У Филиппова, кстати, это тоже было первое художественное произведение. Оно, к сожалению, осталось и последним, хотя в жанре нон-фикшн он отметился еще не раз, написав, среди прочего, «Философию действительности», «Судьбы русской философии», статьи «Борьба за существование и кооперация в органическом мире» и «Инварианты линейных однородных дифференциальных уравнений» :). Кроме того, он еще составил энциклопедический словарь в трех томах, вышедший в 1901 году, написал первую в России рецензию на второй том «Капитала» К. Маркса, серию биографических очерков о Леонардо да Винчи, Лейбнице, Ньютоне, Канте, Паскале и других мыслителях, перевел на французский «Основы химии» Менделеева и сделал еще много интересного и полезного. Напоследок он открыл еще и загадочные «лучи смерти», которые передавали энергию взрыва посредством электромагнитных волн, после чего и был найден дома мертвым.

Так вот, роман о Крымской войне он написал в 1889 году, это было одно из первых художественных произведений об осаде Севастополя. По замыслу «Осажденный Севастополь» немного напоминает «Войну и мир», но выгодно отличается от романа Толстого тем, что вместо концептуального патриотизма и прославления le moujik russe показывает войну как есть. Никак не вспомню шикарную цитату, но там было что-то про то, что военные действия в принципе неуправляемы, а смысл деятельности военных — в создании видимости порядка. Примерно так война у Филиппова и выглядит, как полный бардак, в котором одни совершают подвиги, другие воруют, третьи прячутся, а четвертые просто живут. Как и у Толстого, у Филиппова рассказ о войне не обошелся без рассказа о «мире», о повседневной жизни севастопольцев. Эта линия часто оказывалась интереснее чисто военной. Толстой, кстати, очень положительно отзывался об этом романе, он писал жене Филиппова:

«Я прочел роман вашего покойного мужа «Осажденный Севастополь» и был поражен богатством исторических подробностей. Человек, прочитавший этот роман, получит совершенно ясное и полное представление не только о севастопольской осаде, но и о всей войне и причинах ее».

Сам Толстой, как известно, был на той войне, воевал и написал в 1855 году, когда даже сама война еще не закончилась, «Севастопольские рассказы». В общем, написал о том же, о чем Филиппов, да не о том. Рассказы супротив романа все равно что плотник супротив столяра. У Толстого получились зарисовки о нескольких более-менее случайно взятых ситуациях, не дающих впечатления о войне и городе.

«Севастопольский мальчик» Станюковича гораздо лучше, но это, скорее, детская книжка. Очень неплохая, и тоже, кстати, как «Осажденный Севастополь», написанная со здоровым омерзением к войне, даже к этой, такой, казалось бы, благородной. Станюкович, кстати, как и Толстой, тоже был свидетелем осады Севастополя. Даже не свидетелем, а участником, хотя ему и было тогда всего одиннадцать лет. Отец его был адмиралом, а маленький Костя исполнял при нем обязанности посыльного и даже был награжден медалью «За оборону Севастополя». Ну, и, конечно, как всегда, в этой книге Станюкович очень любит народное просторечие, с любовью относится к солдатам и матросам и вообще вызывает большую симпатию как автор. Очень хорошая повесть, не хуже Филиппова.

Ну, и еще об одном севастопольском здании, связанном с литературой. Сейчас это, не смейтесь, торговый центр «Новый бульвар». Зато раньше это была городская тюрьма. В 1903-1905 годах здесь сидел за революционную пропаганду никто иной, как Александр Степанович Грин. Он пытался бежать, но побег провалился, и его перевели в одиночную камеру. Эта камера сохранилась и до сих пор. Ее разыскал севастопольский художник, большой почитатель Грина, Владимир Адеев. И не только разыскал, но еще и устроил в ней музей Грина. Музей совсем крохотный, одна только эта камера, расписанная руками самого Адеева, но посмотреть его очень даже стоит, потому что Адеев человек увлеченный. Он твердо убежден, что почти все города Гринландии имеют привязку к севастопольской топографии. Не то, чтобы Зурбаган прямо уж располагался на Центральном холме, но все-таки его образ навеян его местом. А, скажем, Сан-Риоль это Инкерман, расположенный в устье реки Лилианы (Черной речки, то есть). А Каперна находится в районе Килен-бухты, и от Лисса-Корабельной стороны ее отделяет Ушакова балка. Владимир Васильевич даже устроил для нас экскурсию по Лиссу, показывая самые любопытные места, в которые мы без него наверняка не забрались бы (великолепные фотографии тех мест, гораздо лучше тех, которые сделали мы, посмотрите тут). Естественно, мы не могли пойти по тропе, по которой Ассоль носила игрушки на продажу в Лисс, не перечитав предварительно Грина. Поэтому «Алые паруса», «Золотая цепь» и «Блистающий мир» завершили список книг о Городе и дорисовали, наконец-то, в моей голове окончательный образ Севастополя. Наверное, из них именно «Блистающий мир» стал самым севастопольским. То ли потому что именно там Грин описал ту тюремную камеру, в которой мы были, то ли еще по какой причине, уж не знаю. Не буду долго рассказывать о том, что пришло мне в голову, пока я в очередной раз перечитывал «Алые паруса», все равно каждый желающий съездить в Севастополь обязан это сделать самостоятельно. Да и закругляться пора.

Можно было бы еще вспомнить очерк Максима Горького «Херсонес Таврический», научно-популярную книжечку А. Л. Якобсона «Крым в средние века» или что-нибудь из Василия Палыча Аксенова, например, «Остров Крым» или, еще лучше, «Сундучок, в котором что-то стучит»:

Зурбаганский аэропорт в наши дни стал похож на ярмарочную площадь. Прошли те времена, когда из допотопных дирижаблей высаживались здесь суровые шкиперы и штурманы, которые, дымя своими трубками, направлялись в морской порт, к своим парусникам, к своим сугубо таинственным и важным делам. Прославленный замечательным русским писателем Александром Грином, город стал теперь прибежищем начинающей творческой интеллигенции всего мира, начинающих писателей, начинающих артистов, киношников, музыкантов, а также множества туристов и, конечно, хиппи.

Но не буду. Почему-то не лезут эти книжки в мой сегодняшний Прочитал. Остановимся на Грине:

Нет более бестолкового и чудесного порта, чем Лисс, кроме, разумеется, Зурбагана. Интернациональный, разноязычный город определенно напоминает бродягу, решившего наконец погрузиться в дебри оседлости. Дома рассажены как попало среди неясных намеков на улицы, но улиц, в прямом смысле слова, не могло быть в Лиссе уже потому, что город возник на обрывках скал и холмов, соединенных лестницами, мостами и винтообразными узенькими тропинками. Все это завалено сплошной густой тропической зеленью, в веерообразной тени которой блестят детские, пламенные глаза женщин. Желтый камень, синяя тень, живописные трещины старых стен: где-нибудь на бугрообразном дворе — огромная лодка, чинимая босоногим, трубку покуривающим нелюдимом; пение вдали и его эхо в овраге; рынок на сваях, под тентами и огромными зонтиками; блеск оружия, яркое платье, аромат цветов и зелени, рождающий глухую тоску, как во сне — о влюбленности и свиданиях; гавань — грязная, как молодой трубочист; свитки парусов, их сон и крылатое утро, зеленая вода, скалы, даль океана; ночью — магнетический пожар звезд, лодки со смеющимися голосами — вот Лисс.

Update: Потом мне на форуме подсказали еще несколько книг:

• "Падение Севастополя",
• "Севастопольский камень" Соловьева,
• там непременно должна быть Севастопольская хроника Петра Сажина.
• Ирина Корда "Мыс Фиолент"- на Фиоленте сердце Севастополя ,впрочем эту книжку не найти
• А. Азольский "Затяжной выстрел"
• "Листригоны " Куприна- эта книга есть практически в каждом балаклавском доме - что-то понял про здешнюю жизнь этот гуляка :)
• много литературы выпускает издательство Таврия - ну по пещерным городам- Фадеева "Тайны горного Крыма " и "Крым в сакральном пространстве" есть еще как бы мало относящаяся к Севастополю- но все же по теме считаю-"Озябшие в Тавриде боги" ,есть еще очерки Лезинского.

ДЛКЗ или приключения на Самарской Луке. Александр Гончаров

Книжки, родившиеся тогда, когда авторы решают записать истории, которые они рассказывают детям, не редкость. Хотя, если задуматься, то, может, и редкость. Я почему-то не смог вспомнить ничего, кроме «Алисы в стране чудес» и цикла о Гарри Поттере. Еще были «Сказки, рассказанные детям» Андерсена, но они на самом деле вовсе не были рассказаны детям. Ну, в общем, даже если и редкость, то теперь уже не такая большая, потому что к этим двум книжкам прибавилась «ДЛКЗ». Вряд ли ее ждет такое же блестящее будущее, как Алису и Гарри. Автор, самарский радиолюбитель Александр Гончаров, записал истории, фантастические и не очень, которые он рассказывал своему сыну. В этих историях дело происходит на даче. А дача значит лето, каникулы, лес, речка, босиком по траве... Правда, у Гончарова дети современные, хваткие да оборотистые. Набрав в лесу много-много ягод, они их не лопают до икоты, а задумывают сварить варенье и продать его, а потом и подавно открыть свой бизнес (детский лесной консервный завод — ДЛКЗ).

Эта часть истории меня немножко покоробила, потому что совершенно не уживается в моей памяти с воспоминаниями о летних каникулах, ни с моими собственными, ни с почерпнутыми из книжек, вроде «Вина из одуванчиков». Зато мне очень понравилось то, что действие происходит в знакомых местах. Речка у них наша родная Волга, горы у них Жигулевские, вон они растут, а дача у них вообще в Новинках, где мы все время купаемся в озере, когда едем за Волгу на велосипедах. Новинский бор, соответственно, тоже знаем. А ведь одно дело, когда пришельцы прилетают в город Энск, и совсем другое, когда в отлично знакомые места. В этом смысле, конечно, всегда везло жителям Нью-Йорка, Лос-Анджелеса и прочих санфранцисок, они чаще других оказываются местом действия разных книг. Поэтому житель скромной Самары никак не мог пройти мимо книжки с подзаголовком «Приключения на Самарской Луке».

Еще одной особенностью эта книжка обязана увлечению автора — радиолюбительству. У меня в школе был хороший товарищ, который очень увлекался этим делом, поэтому я еще с тех пор осведомлен об особенностях этого круга людей. А особенностей у них, надо сказать, выше крыши. Радиолюбительство это, видимо, даже не хобби, а образ мышления, тип человеческого характера. Может быть, даже, чем-то схожий с программистами и сисадминами, только куда более склонный к активному действию и работе руками. Видимо, как раз из-за большой неприязни к работе руками я и не смог прибиться к этой компании, куда мой товарищ меня иногда пытался привлечь. Еще люди этого типа так же, как я, очень любят выезжать на природу, но делают это принципиально иначе. Если у нашего брата такой выезд обычно ограничивается рюкзаком на плечи и пошел, то радиолюбители делают это примерно как «Трое в лодке, не считая собаки». Они выводят из гаража полноприводной миниавтобус, набивают его дизель-генераторами, десятью разными радиостанциями, пятью прожекторами, телескопами, мощными лазерами, походными каминами и портативными микроволновками, раскладными шезлонгами, надувными плавучими дачами и т. п., а главное, они всем этим на природе пользуются! Поэтому я не радиолюбитель.

Но тем не менее, я знаю, что RU4 — префикс Самарской области (хотя раньше, помнится, был UA4), знаю, что такое QSL (программеры, не путать с SQL!), QSO и даже ругательство QSY, знаю, чем отличается антенна «яги» от «морковки» и много других жизненно важных вещей. Некоторые такие вещи очень неплохо бы знать перед тем, как браться за книжку, написанную человеком по имени RU4HG (а именно такой позывной стоит на обложке рядом с фамилией автора). Думаю, что самарским радиолюбителям читать «ДЛКЗ» будет вдвое забавнее, чем простому жителю Самары, как я, или даже чем иногороднему радиолюбителю. С другой стороны, читателю, не связанному ни с радио, ни с Жигулевскими горами, по-моему, книжка будет вообще неинтересна, потому что литературных достоинств в ней минимум. «Самарский Дом печати» издал ее громадным по меркам двадцать первого века тиражом в десять тысяч экземпляров, да еще и с цветными вкладками, на хорошей бумаге, с золотым тиснением на обложке! Зная, насколько радиолюбители любят большие и шумные компании, предположу, что большая часть тиража будет украшена дарственными надписями и разойдется в виде подарков по друзьям. Собственно, книжка, которую я читал, была украшена именно так, я взял ее почитать у одного почтенного джентльмена, который знаком и со мной, и с автором книги. Не будь этого маленького совпадения, вряд ли я когда-нибудь ее прочитал бы.

PS: Надо как-нибудь найти что-нибудь такое разухабистое про тайны, скрытые в недрах Жигулей — таинственные светящиеся столбы, проходы в другое измерение, про петли времени. Фигня фигней, но когда это в знакомых местах... Впрочем, я об этом уже говорил.