Есть такой жанр, романы плаща и шпаги. По названию понятно, о чем это — о мушкетерах и рейтарах, дуэлях и ночных свиданиях, крови и любови, погонях и марлезонских балетах. Но названы они не в честь этого романа Амеде Ашара, хотя в нем все это тоже есть.
Старый граф де Монтестрюк, когда-то богатый, но под старость лет проигравший свое состояние, решает обеспечить достойную жизнь жене и маленькому сыну. Он договаривается с богатым старым соседом-герцогом, что тот примет его семью как родную в обмен на месть. Дочь этого соседа была когда-то жестоко оскорблена бароном-разбойником, жившим за франко-испанской границей. Граф де Монтестрюк отомстил ему и погиб сам. Герцог же принял его семью. Юный граф де Югэ де Монтестрюк подрос, вольно гуляя по лесным владениям герцога. Однажды он ввязался в ссору с проезжим маркизом, принявшим его за безродного бродяжку, и маркиз приказал его выпороть. Благородная кровь графа, сами понимаете, не могла этого оставить без мщения. В один прекрасный день он с друзьями ворвался в замок маркиза и уж почти что выпорол того, но вместо этого предложил по-дворянски решить спор дуэлью. Свидетельницей дуэли оказалась обворожительная итальянская принцесса Леонора, на которую юный граф произвел большое впечатление. Дуэль закончилась самым лучшим образом — противники помирились и стали лучшими друзьями.
Через некоторое время Югэ де Монтестрюку исполняется двадцать два, он уже совсем взрослый и решает искать счастья в Париже. По пути туда он самым романтическим образом знакомится с некоей восхитительной графиней Орфизой де Монлюсон и у них появляется интерес друг к другу. У нее, правда, уже есть множество поклонников, которые не в восторге от появления такого удачливого соперника:
Так как вы оба, господа, — вы, граф де Шиврю, уже целый год, а вы, граф де Монтестрюк, всего только двое суток, — делаете мне честь вашим вниманием, даю вам обоим три года срока: мне теперь восемнадцать лет, а когда исполнится двадцать один, вы оба возвратитесь сюда и, если сочтете себя в праве просить руки моей — а я ценю себя очень высоко — ну, господа, тогда посмотрим!
Если бы у ног графа де Шиврю разразился удар молнии, то едва ли он произвел на него такое ужасное действие, как эти слова герцогини. Высказанные при маркизе де Юрсель, которая пользовалась почти правами опекунши, так как одна представляла всю родню, да ещё при двадцати свидетелях, — они получали цену настоящего обязательства. Кроме того, граф хорошо знал упорный характер своей кузины. Он думал, что как только он повернул разговор на шуточный тон, герцогиня, благосклонно принимавшая до сих пор его поклонение, воспользуется случаем, чтобы окончательно обратить все дело в шутку, и граф де Монтестрюк останется ни при чем. Но нет! По какой-то странной фантазии герцогиня обращала в серьезное дело эпизод, который по его мнению был просто мимолетным капризом! И какой же горькой о глубокой ненавистью наполнилось теперь его сердце к тому, кто был причиной такого оскорбления!
Этот самый де Шиврю, естественно, не собирается даром тратить три года и хочет избавиться от Монтестрюка с помощью наемных бретеров:
С тем же страшным хладнокровием, он обмакнул эти пальцы в стакан, из которого только что пил, он бросил две или три капли вина в лицо Югэ де Монтестрюка.
— О! Умоляю вас! — вскричал Лудеак, бросаясь к Югэ, чтобы удержать его.
— Мне хотелось только видеть, каков будет эффект от этого красного вина на его белой коже! — сказал Брикетайль.
— Вы сейчас увидите тот же самый эффект на черной коже, — возразил Югэ и спокойным движением высвободился из рук Лудеака.
Дела шли отлично. Шиврю вмешался в свою очередь.
— Вы друг мне, любезный граф, — сказал он Югэ, — поэтому я имею право спросить вас, до каких пор вы намерены оставлять эти капли вина на своих щеках?
— Пока не убью этого человека!
— А когда же вы его убьете?
— Сейчас же, если он не боится ночной темноты.
— Пойдем! — отвечал Брикетайль.
Но юный граф — парень не промах:
Началась дуэль суровая, жесткая, безмолвная. Ноги противников прикованы были к земле, глазами они впились друг в друга. Оба бойца прощупывали один другого. Югэ вспоминал полученные когда-то удары. Хладнокровие было одинаково с обеих сторон, искусство их было тоже равное. Шиврю и Лудеак следили за боем, как знатоки, и ещё не заметили ни малейшего превосходства ни с той, ни с другой стороны.
Видно было, что Югэ прошел хорошую школу, и рука его, хотя и казалась слабей, не уступала в твердости руке противника. Удивленный Брикетайль провел ладонью по лбу и уже начинал немного горячиться, но все ещё сдерживал себя. Вдруг он пригнулся, выбросив вперед руку.
— А! Неаполитанские штучки! — сказал Югэ, улыбаясь.
Брикетайль прикусил губу и не находя незащищенного места, чтобы нанести удар, вдруг выпрямился во весь свой огромный рост, зачастил ударами со всех сторон разом.
— А! Теперь испанская! — продолжал Югэ.
И улыбка опять скользнула на его губах.
— Черт возьми! Да это мастер! — проворчал Лудеак, обменявшись взглядом с Шиврю.
Брикетайль вдруг приостановился, весь сжался, прижав локоть и выставив острие шпаги.
— А! Фламандская! Целый парад! — сказал Югэ.
Вдруг он, не отступая ни на шаг, перебросил шпагу из правой руки в левую; Брикетайль побледнел. Он напал теперь основательно и почувствовал ответный укол.
Его удары посыпались один за другим ещё быстрей, но зато менее верные и не достигающие цели.
— На этот раз манера школьников! — сказал Югэ.
— Как только он потеряет остатки хладнокровия, он пропал, — прошептал Лудеак, наблюдавший за Брикетайлем.
Вдруг Югэ выпрямился, как стальная пружина.
— Вспомни прямой удар! — сказал он.
Капитан постоял ещё с минуту, опустив руку, с выражением ужаса и удивления на лице, потом вдруг тяжело упал. Кровь хлынула у него изо рта на мостовую, но, сделав последнее усилие, он поднял голову и сказал:
— Если уцелею, то берегись!
Голова его упала с глухим стуком на землю, ноги судорожно вздрогнули, бороздя грязь, и он вытянулся неподвижно.
— Убит! — сказал Шиврю, склонившись над ним.
Тяжело пришлось бы де Монтестрюку, если бы лучшей подружкой герцогини не была та самая принцесса Леонора, которая не может его забыть:
Она схватила его за руку и увлекла в большую комнату перед спальней. При ярком огне свечей, освещавших её прекрасное лицо, бледная, взволнованная, подавленная страстью, но не опуская глаз, она сказала ему дрожащим голосом:
— Помните ли вы, как раз вечером, в замке в окрестностях Блуа, почти в ту самую минуту, когда ваша очарованная молодость готова была заговорить языком страсти с другой женщиной, вы вдруг почувствовали в темной галерее горячее дыхание уст, встретившихся с вашими?
— Как! Этот поцелуй?
— Я дала вам его… и ваши руки хотели схватить меня, но я убежала.
— Вы! Вы! Это были вы?
— Да, я! Ах! Я почувствовала, что этот связывает меня с вами навеки…какая я была тогда, такая же и теперь.
Ослепленный, очарованный, Югэ смотрел на это милое лицо, сиявшее огнем страсти. Зеленые глаза Леоноры сверкали. Он открыл рот, чтобы говорить, она положила ему руку на губы и продолжала:
— Ах! Не портите мне эту чудную минуту благодарностью! Я действую из одного эгоизма. Что сделали вы, чтобы внушить мне такую любовь? Ничего. Я полюбила вас с первой минуты, как увидела, сама не зная этого, не подозревая. Я думала, что это просто симпатия к вашей молодости и храбрости, потом любовь сказалась вдруг, внезапно. Я вся принадлежу вам. Я жила мыслями о вас, а между тем знаю, что вы мечтаете не обо мне!
Печаль разлилась по её лицу, огонь потух в глазах, и бессильная рука выпустила руку Югэ.
— Ах! Я безумная! — проговорила она.
До конца книги граф успевает обзавестить еще несколькими врагами и еще одной любовницей. Буря страстей заканчивается внезапно и переходит во второй том дилогии о графе де Монтестрюке, который я открывать уже не стал. Я не без удовольствия прочитал эту забавную историю, но еще одну такую же, боюсь, мог бы не вынести.
No comments:
Post a Comment