Дела давно минувших дней... Марина Сербуло, Виктор Мещеряков

Серия «За страницами школьного учебника». Историко-бытовой комментарий к произведениям русской классики XVIII–XIX веков.

Комментарий рассчитан, насколько я понимаю, на школьников. Более взрослым читателям будет не хватать глубины. В книге рассказано о десяти произведениях школьной программы: «Недоросль», «Бедная Лиза», «Горе от ума», «Евгений Онегин», «Герой нашего времени», «Обыкновенная история», «Отцы и дети», «Преступление и наказание», «Кому на Руси жить хорошо» и «Бесприданница». Но находится место и для других книг, которые как-то связаны с той, о которой идет речь. Например, в главах о Тургеневе и Достоевском очень подробно рассказано о «Что делать?» Чернышевского. Для каждой книги сначала идет рассказ о каких-либо особенных сторонах жизни общества в то время, когда происходит действие в книге. Затем идут короткие примечания к непонятным местам текста (архаизмы, имена, другие реалии эпохи), а в конце вопросы и задания. Примечания оказались скудноваты, а вот вольные разговоры за жизнь мне понравились. Были и неожиданности. Например, я не знал, что Гоголь определял характер Хлестакова следующим образом:

Хлестаков «принадлежит к тому кругу, который, по-видимому, ничем не отличается от прочих молодых людей. Он даже хорошо иногда держится, даже говорит иногда с весом, и только в случаях, где требуется или присутствие духа или характер, выказывается его отчасти подленькая, ничтожная натура».

Меня это как-то так пробрало, что я с беспокойством начал примерять эту фразу на себя.

Еще вот этот абзац меня впечатлил:

Жившие преимущественно охотой, скотоводством и набегами, у русских чеченцы научились разводить сады, выращивать овощи и строить дома. Однако начавшие было складываться добрососедские отношения не получили дальнейшего развития: Чечня подпадает под влияние ислама и начинает воспринимать христиан как основного врага. Историк кавказской войны Н. Дубровин так характеризовал психологию чеченцев: они «…торговлей занимались мало и считали это занятие постыдным. В краю, где война была не что иное, как разбой, а торговля – воровство, разбойник в мнении общества был гораздо почтеннее купца, потому что добыча первого покупалась удальством, трудами и опасностью, а второго – одною ловкостью в обмане».

Вот эта последняя фраза очень хороша.

А вот эта история о «Преступлении и наказании» заставила меня задуматься над тем, до чего же схожи народники и социалисты девятнадцатого века с диссидентами двадцатого и либералами двадцать первого (включая, наверное, и меня, не зря я так уважаю народников):

Формула «среда заела», широко применяемая в это время в русской публицистике, позволяла объяснять человека с позиций его прямой зависимости от обстоятельств жизни. Достоевскому наверняка была знакома работа Р. Оуэна «Об образовании человеческого характера», напечатанная в русском переводе в 1865 году, где английский социалист-утопист рассуждал: «Лица, совершающие теперь преступления, не виноваты в них: вся вина лежит на системах, в которых они были воспитаны. Устраните обстоятельства, способствующие совершению преступлений, – и преступлений не будет. Замените их условиями, при которых зарождается склонность к порядку, правильности, воздержанности, трудолюбию – и эти качества непременно явятся». Подобные «книжки» «социалистов» упоминает и возмущенный Разумихин. Г. Коган предполагает, что Разумихин имел в виду книги Н. Неклюдова «Уголовно-статистические этюды. Этюд первый. Статистический опыт исследования физиологического значения различных возрастов человеческого организма по отношению к преступлению» и К. Кавелина «Мысли о современных научных направлениях по поводу диссертации Н. Неклюдова «Уголовно-статистические этюды»», вышедшие в 1865 году. В духе идей революционеров-демократов Неклюдов и Кавелин утверждали, что «количеством и даже качеством преступлений управляют обстоятельства, которые им благоприятствуют или не благоприятствуют».

По-моему, похожими утверждениями обосновывалась, например, невиновность Ходорковского в виденных мной статьях: время, мол, было такое, такая была страна, такая система. Откуда такое сходство? Достоевский полагает, что суть социализма в следующем:

В записных тетрадях 1872–1875 годов Достоевский отметил: «Социализм – это то же христианство, но оно полагает, что может достигнуть разумом». Вместе с тем, по мнению писателя, рассудок «есть вещь хорошая, это бесспорно, но рассудок есть только рассудок и удовлетворяет вполне только рассудочной способности человека». Социалисты не учитывают «живой жизни», живого человека, а жизнь опрокидывает схемы. «Оттого так и не любят живого процесса жизни: не надо живой души, – говорит Разумихин о социалистах. – Живая душа жизни потребует, живая душа не послушается механики…» И в этом, по Достоевскому, взгляды революционеров-демократов обнаруживают много общего с позицией Раскольникова, который, как и они, пытается «с одной логикою натуру перескочить».

С таких позиций можно оправдать и преступление, увидев в нем всего лишь «протест против ненормальности социального устройства», и отнестись к преступлению как средству достижения всеобщего счастья – «единичное зло и сто добрых дел». Идеологическая основа преступления Раскольникова – «кровь по совести». Человечество можно осчастливить, если справедливо перераспределить деньги. Отсюда простейшая «арифметическая» логика: жизнь ничтожной и гадкой старушонки ничто по сравнению с теми деньгами, которыми она обладает. Овладение ее деньгами нужно для осуществления всевозможных добрых дел, а само убийство должно загладиться «неизмеримою, сравнительно, пользою».

У меня другое мнение, но судя по социализму двадцатого века, может, Достоевский и прав.

А вот и цитата из программы народников (надо бы найти и почитать). Почему-то хочется сопоставить с сегодняшней политикой. Наверное, нужно перестать читать российские сайты за обедом.

Наиболее полно и отчетливо задачи и цели народнического движения на начальном этапе были изложены П. Лавровым в его статье «Вперед! – Наша программа» (1873). Лавров писал: «Мы не хотим новой насильственной власти на смену старой, каков бы ни был источник новой власти. Будущий строй русского общества, осуществлению которого мы решились содействовать, должен воплотить в дело потребности большинства, им самим сознанные и понятые. При малой грамотности и неподготовленности большинства мы не можем прямо обратиться к нему с нашим словом. Мы обращаемся с ним к той доле цивилизованного русского меньшинства, которое понимает, что будущее принадлежит народу… что им остается лишь стать в ряды народа или отказаться от всякой возможности для них прогрессивной деятельности. <…> Лишь строгою и усиленною личною подготовкою можно выработать в себе возможность полезной деятельности среди народа. Лишь внушив народу доверие к себе, как личности, можно создать необходимые условия подобной деятельности».