Немного фантастики: Крапивин, Мартынов, Саймак и еще чуть-чуть

Гость из бездны. Георгий Мартынов
Топот шахматных лошадок, Крик петуха, Ампула Грина, Кораблики или Помоги мне в пути. Владислав Крапивин
Фото битвы при Марафоне. Клиффорд Саймак
Фантастические изобретения (Сборник научно-фантастических рассказов)

Повседневная жизнь русского путешественника в эпоху бездорожья. Николай Борисов

«Посмотри на русского человека; найдешь его задумчива».
— Александр Николаевич Радищев, Путешествие из Петербурга в Москву, 1790

Николай Сергеевич Борисов — профессор МГУ, заведующий кафедрой со смешным названием «кафедра истории России до начала XIX века» и довольно известный популяризатор русской истории. Он написал несколько учебников и учебных курсов, несколько книг для серии ЖЗЛ и еще много чего, в том числе и две книги из серии «Повседневная жизнь»: «Повседневная жизнь средневековой Руси накануне конца света» и наша нынешняя «Повседневная жизнь русского путешественника в эпоху бездорожья».

Эпоха бездорожья для Борисова — понятие не столько хронологическое, сколько метафизическое. Вся история России — эпоха бездорожья. Поэтому книга состоит из двух частей, первая из которых описывает девятнадцатый век и путешествия на разных бричках и тарантасах. Вторая же часть посвящена веку двадцать первому и путешествиям на автомобиле. Автор вспоминает фразу Герцена: «Государственная фура, управляемая им, заехала по ступицу в снег, обледеневшие колеса перестали вертеться; сколько он ни бил своих кляч, фура не шла. Он думал, что поможет делу террором. Писать было запрещено, путешествовать запрещено, можно было думать, и люди стали думать. Мысль русская в эту темную годину страшно развилась…» А отсюда вполне логично следует и переход к современности. Но девятнадцатый век мне симпатичен и интересен, а двадцать первый в ближайшие сто лет вряд ли привлечет мое внимание. Да и автомобиль я считаю символом пошлости и мещанства, потому и ко второй части переходить не стал. Дальше речь у нас пойдет только о первой.

Клуб неисправимых оптимистов. Жан-Мишель Генассия

Об этой книге я упоминал в статье «Книги о Париже».

Где-то в конце пятидесятых-начале шестидесятых в городе Париже живет юный лицеист Мишель. В начале книги ему двенадцать, в конце — кажется, шестнадцать. Времена были очень даже не скучные. В Алжире рушилась французская империя. Среди молодежи начиналась эпидемия рок-н-ролла. Еще был полон сил де Голль, но уже появился Ле Пен. Одной из самых влиятельных партий Франции были коммунисты. Студенты начинали понимать прелесть бунта, вдохновляемые Сартром и Камю. Точнее, Сартром или Камю, потому что сторонники Сартра не выносили поклонников Камю и наоборот. «Я тогда не знал, что между Сартром и Камю следовало выбирать — как между «Реймсом» и парижским «Рейсинг-клубом», «рено» и «пежо», бордо и божоле, русскими и американцами, причем выбор делался раз и навсегда». В один прекрасный день Мишель вдруг выясняет, что в кафе, где он любит играть в настольный футбол, существует шахматный клуб, причем посетителями этого клуба являются среди прочих Жан-Поль Сартр и Жозеф Кессель, еще один знаменитейший писатель тех лет. Мишель повадился в этот клуб и познакомился с его завсегдатаями. Так получилось, что почти все они оказались выходцами из Восточной Европы — из Чехословакии, Венгрии, СССР, Югославии, ГДР и т.д. Был даже один китаец. Не все любили шахматы, но все равно они приходили в клуб, потому там собирались все, кого они знали в Париже. Все эмигранты. «У всех членов клуба много общего. Они бежали из родных стран при драматичных или фантастических обстоятельствах, оставались на Западе во время командировки или дипломатического визита».

Осада, или Шахматы со смертью. Артуро Перес-Реверте

Перес-Реверте пишет довольно неровно. Некоторые его книги мне очень нравятся, такие, как «Учитель фехтования», «Клуб Дюма» или «Хорошие люди». А некоторые — как простывшый обед, съесть можно, но никакого удовольствия. «Осада» — из числа вторых. Действие происходит во времена наполеоновских войн, где-то в 1810-1811 годах, когда французы еще пытались выстроить всю Европу по своему образцу — если вы такие умные, то почему строем не ходите? Следовать их указаниям никто не пожелал, и сразу в нескольких странах началась война. Это был новый тип войны, с которым через год-два познакомилась и Россия — народная партизанская война. Казалось бы, революционная Франция, восставший народ, но именно против высокомерия восставшего французского народа и начали войну другие народы. Одним из первых был испанский. Днем хозяевами почти всей Испании являлись французы, ночами испанские гверильясы наводили страх на французов, а испанское правительство заперлось в неприступной крепости Кадиса на юге страны. Осажденный Кадис пытается делать вид, что жизнь продолжается, что никакой осады нет. Французов держат на расстоянии от городских стен, так что даже их пушки едва-едва в состоянии достать до города. Как ни стараются французские пушкари, которым покровительствует сам Бонапарт, бывший артиллерист, их возможности очень ограничены самой физикой. Только при особо удачном стечении обстоятельств их снаряды перелетают крепостные стены и попадают в город. Им даже не до прицеливания, попасть бы в город.

А в городе происходят странные вещи. Кто-то жестоко убивает молодых девушек. Комиссар полиции, расследующий это дело, вдруг замечает странное обстоятельство. В том месте, где происходит убийство, очень скоро падает французское ядро. Какая тут связь? И как это вообще может быть, если даже сами французы не знают, куда попадет их пушка? Не скажу, что от этой загадки захватывает дух, но для исторического детектива завязка вполне добротная. К сожалению, на завязке все как-то и заканчивается. Ну, то есть, историческая часть переходит в кульминацию при снятии осады и бесславном уходе французов, преследуемых партизанами, а вот в детективной части, как мне показалось, внятного пика сюжета нет, все заканчивается каким-то плавным сдуванием. Но я ведь уже не раз говорил, что детективы не очень люблю, я больше по историческим приключениям. Может, для детективов такое развитие и нормально, не знаю. Но все же в других книгах автору и финалы удавались куда лучше.

Маркиз де Карабас. Врата судьбы. Рафаэль Сабатини

Две более-менее однотипные книги Рафаэля Сабатини. Однотипные в том смысле, что сюжет у них схож: молодой человек сражается за свергнутого короля, терпит неудачу, но остается счастлив с любимой девушкой. Маркизом де Карабасом зовут молодого француза, Кантэна де Морле, который после революции уехал в Лондон, чтобы зарабатывать там уроками фехтования (английская версия романа имеет второй вариант названия, Master-At-Arms или «Учитель фехтования», но по-русски это название уже застолблено Александром Дюма). Зовут, разумеется, в шутку, намекая на то, что он имеет столько же прав на титул, сколько и герой «Кота в сапогах». Не столько желание утвердить свои права на титул, сколько любовь заставляет его отправиться во Францию и присоединиться к восстанию шуанов против Великой французской революции, где он благодаря своим талантам фехтовальщика приобретают некоторую известность и немалое количество недоброжелателей.

До бальзаковских «Шуанов» у меня руки так пока и не дошли, поэтому в «Маркизе де Карабасе» я, кажется, впервые встретился с историей этих знаменитых восстаний — шуанов и Вандеи. Было очень интересно, Сабатини прекрасен. На будущее запомнить несколько документальных вещей на эту тему: 5 книг о борьбе с Французской революцией.

Во второй книге, «Врата судьбы», Франция меняется на Англию, а вместо якобинцев появляются якобиты. Когда в 1688 году англичане выгнали Якова II Стюарта, он бежал во Францию и потом до самой смерти пытался вернуть себе трон. Его сын, называвший себя королем Яковом III, жил во Франции и Италии, несколько раз пытался поднять восстание в Англии, но ничего не добился. Но в Англию постоянно ездили его агенты, задачей которых была передача в Рим шпионских донесений и денег, собранных якобитами для своего короля. Одним из них, самым удачливым, был капитан Гейнор. Точнее, капитан Дженкин, под этим именем он был известен королевской тайной службе. Гейнор не ввязывался в боевые действия, как де Морле, но как и тот, оказывается во враждебной стране, где ловили его еще усерднее, опасности ему грозили еще большие, а потому и ему пришлось быть еще изворотливее, чем Карабасу. Но печальная судьба кувшина, повадившегося ходить по воду, ждет и его. Как и в случае с де Морле, во всем виноваты любовь и предательство.

Несмотря на схожесть сюжетов, мне показалось, что в «Маркизе де Карабасе» побольше приключений и исторических событий (впрочем, он и потолще раза в полтора), а во «Вратах судьбы» сюжет позамысловатее. При моей любви к истории, конечно, «Маркиз» мне приглянулся больше :) К тому же, есть в его сюжете что-то, роднящее де Морле со Скарамушем, героем одного из лучших, если не лучшего, романа Сабатини. Кстати, я с удивлением обнаружил, что у меня тут в Прочитале почти ничего нет о Сабатини, хотя я его бесконечно уважаю, и за Скарамуша, и за капитана Блада. Попробую как-нибудь исправить это безобразие.

Книги о Париже

«Нет никакой нужды описывать Париж, потому что большинство людей знают, что это за место, даже если никогда там не бывали».
— Карл Людвиг фон Пельниц, 1734

К поездке в Париж я, как обычно, начал готовиться задолго до отъезда, и вот что я решил взять с собой. Не все из этого списка я прочитал. Часть начал читать, но отложил в сторону, к другой части решил вернуться, когда перестанет поджимать время, третью часть я уже читал когда-то и перечитывать пока не стал, а четвертую честно прочитал, хотя и не всегда остался доволен. Итак, вот список.

Начнем с самого приятного, с художественной литературы.

Дневник москвича. Никита Потапович Окунев

Лет пять-семь тому назад я день за днем завороженно читал газеты столетней давности на сайте Старости.ru. Потом я как-то отвлекся и забыл о наступающем семнадцатом годе. А когда он пришел, я вдруг открыл для себя «Проект 1917», где в формате социальной сети каждый день выкладываются отрывки из воспоминаний, писем, статей, написанных именно в этот день 1917 года. Среди авторов там есть политики разных партий, от Шульгина и Пуришкевича до Ленина и Сталина, писатели и поэты (Ахматова, Брюсов, Волошин), музыканты, философы, историки, а есть обычные обыватели, горожане и крестьяне. Если они вели дневник, у них есть шанс попасть на страницы проекта. И вот среди прочих я нашел там отрывки из совсем недавно прочитанного дневника Никиты Потаповича Окунева. Совершенно средний человек, не особенно талантливый, не шибко умный, а в силу возраста — довольно консервативный, чтобы не сказать закоснелый, но при этом вполне положительный. Интересуется театром, любит ходить в церковь. А судьба у него трагическая. В очень неудачное время жил.

«Проект 1917», к сожалению, закончится в декабре 2017. Дневники же Окунева продолжаются дальше, он вел их до двадцать четвертого. К тому времени из-за жизненных потрясений его состояние совершенно расстроилось. Он не прижился в новом мире и был к тому времени уверен в своей никчемности.

К концу года я совсем было забросил свои «мемуары». Для чего, думаю, портить бумагу и терять время. Прославить себя этим писанием мне «не дано». Нет таланта и умения. Комплект газет за эти годы куда интереснее моих кустарных записок. Сотни, а может и тысячи людей теперь только тем и занимаются, что заносят в свои дневники творящуюся метаморфозу нашей жизни. Пишут изгнанники, пишут «белогвардейцы», пишут и озлобленные, пишут и осчастливленные новой жизнью. Мое же потомство в «юбилейные» годы будет читать все, что я записал тут, — в действительно талантливом и ловком изложении. А может, и того читать не будет, потому что оно уже взрослое и само уже участвует в этом злосчастном десятилетии. Наконец, у меня нет еще своих внуков, которые могли бы лет через 50 позабавиться, почитать, что там полуграмотно нацарапал их дедушка про «великое» время.

Не знаю, что с ним сталось дальше. Жаль, что я не могу ему сказать, какой поразительный дневник он написал, как много он сделал для того, чтобы мы могли понять, что происходило в начале двадцатого века, а потом определило нашу жизнь по меньшей мере на сто лет вперед.

Барочный цикл. Нил Стивенсон

Ох, давненько я ничего не писал. Но зато читал, так что должок накопился приличный. Придется писать полаконичнее.

Два месяца я потратил на то, чтобы прочитать «Барочный цикл» Нила Стивенсона, который включает три толстенных тома, и все коту под хвост. Не дочитал, озверел.

Стивенсона я знаю давно как фантаста: «Алмазный век» и «Лавина» мне в целом нравятся, хотя склонность автора к гигантским масштабам, особенно в финалах книг, наводит на меня сон. Еще я читал «Криптономикон» — книга неплохая, хотя тоже страдающая затянутостью. А за «Барочный цикл» я брался трижды, в последний раз шесть лет назад, о чем даже осталась соответствующая запись в анналах: Ртуть. Нил Стивенсон. Впечатления мои с тех пор лучше не стали. С одной стороны, Стивенсон очень умелый писатель. Он прекрасно выстраивает сюжет из десятков переплетающихся событий, уследить за которыми сложновато, но если уж удается вспомнить, как разговор на текущей странице следует из событий, описанных в предыдущем томе, восхищаешься и авторской тщательностью, и собственной памятью. С другой стороны, эта его способность окончательно достала. Подавляющая часть этих связей совершенно несущественна для сюжета. Она просто есть и создает антураж. И хотя барокко славится обилием деталей, «Барочный цикл» только выиграл бы, будь он менее барочным.

Основа книги состоит в том, как посреди семнадцатого-восемнадцатого веков появляются первые ростки современного мира. По мнению Стивенсона, это в первую очередь наука и финансы. Наука противопоставлена алхимии, как иррациональному (мистическому) знанию, а финансовая коммерция — сельскому хозяйству и земле как его основе. Одна из основных идей, насколько я понимаю, состоит в том, что знание и понимание того, как устроен мир, помогают человеку стать хозяином этого мира. Наука помогает придумывать что-то полезное, финансовые сделки помогают найти ресурсы для того, чтобы его реализовать.

Итак, автор умеет писать и у него есть идея. Я ценю в книгах и то, и другое, и не уставал бы нахваливать Стивенсона, если бы он сумел уместиться в один том. Но он не смог, за что и был брошен недочитанным.